– Кто вы? – Джеримэйн снова подал голос из своего угла.
– Какая теперь разница? – патетически воскликнула Эллифлор, заламывая руки. – Как любит говорить Патрик: что сделано, то сделано.
– Ага, стало быть, вы знаете мастера Патрика? – не отставал настырный Джерри. – А с кем ещё из Соколов вы знакомы?
Элмерик хотел было осадить его и напомнить, что с леди стоит общаться повежливее, а не устраивать ей самый настоящий допрос (особенно если леди является излишне нервным призраком), но не успел. Эллифлор, подлетев к Джеримэйну почти вплотную, яростно вскричала:
– Я кому говорила! Никто не должен знать, что я здесь! Ни Патрик, ни тем более мой брат! Это разобьёт ему сердце… Если он хоть что-то узнает – клянусь: я убью тебя, несносный мальчишка!
– А ваш брат – он вообще кто? – Джеримэйн отступил на шаг, вжавшись спиной на стену. – Ну надо же мне знать, кому особенно не говорить.
Элмерик подумал, что вполне разделяет чувства леди-призрака. Убить Джерри ему хотелось ежедневно, а иногда и по нескольку раз на дню. Вот кто его всё время за язык тянет?..
– А, так вы его не знаете? – Эллифлор удивлённо воззрилась на них, словно не веря своим ушам. – Что ж, тем лучше. А теперь оставьте меня в покое, вы оба! Уходите! Надоели!
Она начала растворяться в воздухе, утрачивая чёткость очертаний.
– Постойте же! – в растерянности завопил бард; страх в его душе, как всегда, уступил место безудержному любопытству. – Разве не вы сами пригласили меня? Что вы хотели сказать? И что означают разные глаза, такие как у вас и у меня? Мы что, родственники?
– Истинное зрение. – Воздух в библиотеке снова стал по-зимнему холодным, и еле слышный шёпот Эллифлор напоминал скрип свежевыпавшего снега под ногами. – Научись смотреть верным образом – и ты узришь незримое. Никто не увидит, а ты сможешь. Но только левым глазом, запомни. Только левым!
Книга с громким стуком упала со стола и резко захлопнулась, подняв облачко пыли. Леди-призрак исчезла.
Ноги вдруг подкосились, и Элмерик упал на стул. Виски пронзила острая боль. Джеримэйн тоже побледнел. Хватая ртом воздух, он старался не сползти по стене вниз. Казалось, беседа с госпожой Эллифлор вытянула из них все силы.
– Ты слышал? О чём это она? – Собственный голос казался барду чужим, будто бы в уши набили ваты.
– Без понятия, – хрипло отозвался Джерри, всё-таки опускаясь на дощатый пол. – Тебе виднее. Ты же у нас особенный. Смотри теперь уж не знаю куда, но чтоб правильно.
Элмерик честно попытался. Он поглядел на извечного недруга попеременно одним и другим глазом, но особой разницы не заметил: перед ним был всё тот же растрёпанный воробей, только с лицом, побелевшим как полотно. Библиотека тоже казалась вполне обычной, как на неё ни посмотри.
– Не получается, – с сожалением признался он. – Наверное, потому, что голова болит. Ну, или я что-то не так делаю.
– Или призрачная тётка всё наврала, – без тени смущения предположил Джеримэйн. – Сегодня, к слову, она была в лучшем настроении, чем обычно: не орала почти и даже не пыталась запугать особо. Но, думаю, она всё равно чокнутая.
– Истинное зрение – это очень важно. – Элмерик, почти не слушая его, принялся размышлять вслух. – Можно будет раскрыть подменыша, если он, конечно, есть. Надо поискать записи, спросить у старших…
– У старших, как же! – Джерри раздражённо смахнул из угла паутину, к вящему неудовольствию обитавшего в ней паука. – А кто дал слово, что мы будем молчать? Кто тебя вообще за язык тянул? Я же говорил, что она запугивает! Ну и пусть пугала бы себе дальше! Нет, надо было влезть! Ах, посмотрите, какие мы благородные!
Элмерик помассировал виски. Книги ещё плыли перед глазами, в горле стоял ком, но он хотя бы начал немного согреваться.
– Явление Эллифлор всегда лишает сил? – спросил он, втягивая руки в рукава.
Джеримэйн наконец нашёл в себе силы подняться на ноги. Его шатало.
– Нет, у неё вообще каждый раз по-разному – та ещё выдумщица. Вчера вот был туман и пахло болотом. А ещё на днях – свежевырытой землёй. Мне кажется, она просто выпендривается.
Он поднял книгу с пола и, отряхнув от пыли, водрузил её на стол.
– Ты как, идти сможешь? Нас, небось, уже обыскались. Щас влетит за то, что от работы отлыниваем… – Джерри дёрнулся, словно хотел протянуть Элмерику руку, чтобы помочь встать, но в последний момент одумался.
– Иди, а я тут посижу ещё немного…
Бард, по правде говоря, сомневался, что сумеет подняться, но просить врага о помощи не собирался – ещё чего!
– Ладно, сиди. Только потом дверь за собой затвори, а замок сам защёлкнется, – неожиданно легко согласился Джерри. – И не вздумай снова лезть в книгу. Хотя она и не откроется: призрачная тётка обиделась и теперь запрётся на несколько дней.
На негнущихся ногах он добрёл до выхода, но на самом пороге вдруг обернулся:
– И это… когда снова решишь с ней поговорить – зови. А то ключ-то только у меня.
Элмерик усмехнулся, разгадав, наконец, истинную причину удивительной сговорчивости Джеримэйна. Досадно, наверное, когда твоя находка оказывается предназначенной кому-то другому, а ты сам становишься вроде как не при делах. Бард почувствовал себя отомщённым и оттого способным на великодушие.
– Хорошо, я тебя позову, – смилостивился он. – Но при одном условии…
– Каком же? – с опаской уточнил Джерри, сжимая кулаки, будто заранее готовясь защищаться.
Элмерик выдержал подходящую случаю паузу и с самым серьёзным видом заявил:
– Ты больше не будешь называть госпожу Эллифлор «призрачной тёткой»! Она же, как-никак, леди!
5.
К ночи погода резко испортилась. Тучи сгустились над Чёрным лесом, резко поднявшийся ветер силился пригнуть к земле деревья, выламывая им ветви. На мельницу обрушился ливень: молнии то и дело расчерчивали небо яркими сполохами, а от раскатов грома закладывало уши.
Элмерику не спалось. Он всё обдумывал слова леди Эллифлор, пытаясь понять, что же та имела в виду и каким таким образом он должен был увидеть незримое. Бард не мог поделиться своими тревожными мыслями даже с Брендалин, потому что пообещал молчать. Эта тайна принадлежала лишь ему одному, и ещё немного Джерри. Но Джерри давно спал и вряд ли обрадовался бы, если бы Элмерик пришёл будить его посреди ночи, чтобы поговорить о призраках.
Очередная яркая вспышка осветила комнату. Последовавший за ней раскат грома заглушил даже молодецкий храп Орсона с соседней кровати. Элмерик в отчаянии натянул одеяло на голову. Ему даже удалось задремать – ровно до следующего раската. Беспокойство нарастало. Бард вдруг вспомнил, что вечером, когда ничто не предвещало грозы, они забыли закрыть верхнее окно на сеновале. Наверняка теперь створки распахнулись от ветра, только что высушенное сено заливал дождь, и бедные лошади сходили с ума от молний…
