Этим вечером Элмерик напелся вдоволь, наигрался до боли в пальцах на арфе и на флейте. Жаль только, что, кроме него, никто не был обучен музыке, поэтому потанцевать с прекрасной Брендалин ему так и не довелось, и это его весьма опечалило. А вот Мартин, напротив, слишком часто отплясывал с ней, что удручало.
Элмерику было жаль Келликейт, которая, подобрав цепь, попробовала было пуститься в холмогорскую джигу вокруг стола, но уже на втором круге не удержала тяжёлые звенья, споткнулась и непременно упала бы, если бы Орсон её не подхватил. После этого девушка извинилась и поспешно покинула залу, сказав, что отправляется спать.
Джеримэйн же в общем веселье участия не принимал. Он сидел в углу в одиночестве и потягивал эль. По тем завистливым взглядам, которыми Джерри одаривал Соколят, Элмерик заподозрил, что тот просто не умеет танцевать, но признаться стесняется. И поделом! Нечего нос задирать было!
Они закончили веселиться лишь под утро, когда на востоке начало светлеть, а за окном запели птицы. До подъёма оставалось не более пары часов. Элмерик вызвался проводить Брендалин до комнаты девочек, но тут, к его немалой досаде, выяснилось, что провожать придётся ещё и Розмари. Он думал было попросить кого-то из приятелей отвлечь назойливую девицу, однако момент был откровенно неудачным: Орсон как раз захрапел прямо за столом, и Мартин с Джеримэйном тщетно пытались его растолкать, чтобы не волочь тяжёлого верзилу до кровати. Вот кто бы мог подумать, что такому большому парню достаточно всего пары кружек – и он уже валится с ног?
Не дождавшись помощи, Элмерик сам проводил девушек и вежливо попрощался с ними до утра. Брендалин выразила надежду, что такой дивный вечер на мельнице ещё повторится, и тогда ей, может, удастся потанцевать с Элмериком, а музыкантом будет кто-нибудь другой. Розмари же заявила, что не встречала барда лучше. По её мнению (а уж она-то разбирается!), Элмерик мог с лёгкостью заткнуть за пояс половину именитых арфистов Трёх Долин. Они собирались ещё долго обмениваться любезностями, но их голоса разбудили Келликейт, которая довольно грубо велела всем отправляться по кроватям и заткнуться, дабы не мешать добрым людям смотреть добрые сны.
Как ни странно, сны после такого напутствия оказались действительно добрыми. Едва коснувшись головой подушки, Элмерик увидел зелёные луга, поросшие клевером и мелкими колокольчиками – нежно-сиреневыми и фиалковыми, как глаза прекрасной Брендалин. На лугу паслась белоснежная лошадь – явно фейских кровей, – и появившаяся из ниоткуда леди Брендалин очень хотела покататься, но глупое животное шарахалось от неё, никак не даваясь в руки. Тогда Элмерик накинул уздечку на голову лошади, успокоил её ласковыми словами и подвёл к своей милой даме, а потом протянул руку, помогая ей взобраться на спину скакуна, прежде не знавшего седла. В этот момент над лугом разнёсся переливчатый звон сотни больших и маленьких колокольчиков, несущийся будто из-под холма. Элмерик моргнул – и всё исчезло. Только уже знакомый, громкий до боли в висках звон возвещал, что пора вставать, заправлять постель и собираться к завтраку.
3.
После Лугнасада наконец-то распогодилось, дожди почти прекратились, дороги подсохли. И пусть над Чёрным Лесом каждый день ходили тяжёлые низкие тучи, иногда сквозь них всё же проглядывало тёплое летнее солнце. Ночами вдалеке ворчал гром и в небесах полыхали зарницы, а по утрам макушки елей окутывала туманная дымка, словно напоминание о приближающейся осени. В этом году она обещала быть ранней.
Элмерик провёл на мельнице уже целых пять дней, но ещё не выучил ни единого заклятия. После завтрака мастер Патрик отводил всех семерых учеников наверх – в комнатку под крутым скатом крыши, служившую библиотекой. Здесь было душно и пыльно, по углам свисали клочья паутины; но даже постоянный шум мельничного колеса мешал меньше, чем жужжание многочисленных мух: с их вражескими полчищами не могла справиться и вся армия местных пауков. Библиотека выглядела настолько запущенной, что даже Элмерику, всякое повидавшему за годы странствий, это показалось странным: во всём остальном доме был какой-никакой, но всё же порядок. Впрочем, странного в деревне (Элмерик недавно узнал, что та называется просто и незатейливо: Чернолесье) хватало: ночами за оградой выли волки (барду хотелось надеяться, что это именно волки, а не кто-нибудь похуже), в шуме деревьев часто слышался невнятный шёпот, а вдалеке меж ветвей то и дело вспыхивали зеленоватые огни.
Учёба едва началась, однако всё больше разочаровывала его с каждым днём. Свитки, которые нужно было непременно прочитать до обеда, казались нудными до зубовного скрежета. В одних были старые сказки и легенды, которые впору было читать малым детям, в других рассказывалось о многочисленных деревьях, произраставших в Чёрном лесу. Так, Элмерик узнал, что ежевика является символом хитрости, а орешник даёт чародею мудрость, но ни один из текстов не объяснял, как что-либо из этого можно заполучить. Ни особых слов, ни рецептов для волшебного отвара – ничего.
Когда закончились деревья, начались птицы. А затем они принялись заучивать названия самых известных замков Объединённых Королевств (которые любой образованный человек и так знал), а также старых крепостей, давно разрушившихся до основания, а может, и вовсе никогда не построенных в этом мире (что, по мнению Элмерика, казалось сущей бессмыслицей). Но хуже всего было, что все названия следовало зубрить не только на наречиях Объединённых Королевств, но и на эльфийском, который мало того, что считался почти мёртвым (в Королевствах давно не видели живого эльфа, говорившего только на родном языке), так ещё был и весьма сложным для произношения. А мастер Патрик к тому же постоянно придирался, заставляя всех, у кого не получалось запомнить мудрёные слова, проводить в библиотеке лишние часы.
После обеда мельник раздавал Соколятам самые обычные поручения, никак не связанные с чародейством: одних отправлял в сад лекарственных трав на полив и прополку, другим велел чистить и вычёсывать лошадей (работа на конюшне пришлась Элмерику по душе, и особенно ему понравилась небольшая пегая лошадка по кличке Ольха), третьих посылал в деревню с поручением забрать у кузнеца свёрток и, конечно, не сметь в него заглядывать на обратном пути. Иногда из деревни нужно было сопроводить телегу с мешками: местные жители расплачивались едой за помол и «иные услуги», о которых говорили только шёпотом. За пару таких визитов Элмерик убедился, что в Чернолесье мастера Патрика очень уважали, хотя и побаивались, за глаза называя «колдуном с мельницы».
Новобранцы брались за поручения неохотно, но спорить с наставником никто не осмеливался, и недовольство росло с каждым днём. Элмерик знал наверняка – как и многим бардам, ему было легко угадывать настроения окружающих.
Одна лишь Розмари чувствовала себя на мельнице как рыба в воде. Она вставала ещё до утреннего колокола, вместе с пением петухов. Подвязав непослушные волосы платком, шла к колодцу за водой, по дороге поднимая с тропинки напáдавшие за ночь яблоки и собирая в курятнике свежие яйца. Уже в доме, надев передник, она подметала полы, выгребая изо всех щелей вездесущую мучную пыль. В самые первые дни Розмари умудрилась до блеска отмыть в ручье все старые засаленные котлы, оттереть от кухонных стен печную сажу и начистить каминную решётку так, что та засияла, как новенькая.
