Даже самый сильный ливень не сумел бы помешать встрече
Матюхина и его гостей. Сегодня решался очень важный вопрос, и на такие мелочи,
как плохая погода, никто просто не обратил внимания. К дому, выбранному для
встречи, гости начали подъезжать к пяти вечера. Первым прикатил Павел Бурнаков,
один из лидеров самого крупного московского объединения, «держащего» большую
часть торговых заведений в нескольких округах столицы. По мнению компетентных
источников, у него под ружьем было около двух тысяч человек, и он считался
самым крупным московским авторитетом, наравне с Матюней, контролирующим большую
часть и подмосковных группировок.
Войдя в комнату, он демонстративно любезно поздоровался
только с Матюхиным, не обращая внимания на его многочисленных помощников и
телохранителей. Впрочем, Матюхин ответил тем же, не заметив приехавших с
Бурнаковым людей. Сразу вслед за этим прибыл Хромой Гиви, который действительно
сильно хромал. Он не стал демонстрировать нарочитую любезность, а лишь коротко
кивнул обоим, равным ему по силе и влиянию в городе. Но, сев за стол, он молча
уставился в одну точку. Матюхин недовольно пожал плечами и взглянул на часы.
Должны были подъехать еще двое, но они запаздывали.
— Может быть, начнем? — раздался гортанный голос Гиви
Кобахидзе. — Все уже собрались.
— Не все, — возразил Матюхин. — Мы ждем представителей из
Баку и Махачкалы.
— А зачем мы их должны ждать? — спросил Хромой Гиви. — Если
они захотели опоздать, это их личное дело. Мы пришли вовремя и не хотим их
ждать.
— Да, — поддержал Бурнаков, — чего мы ждем? Когда они
подойдут, мы им коротко расскажем о том, что решили. Не они будут нам
диктовать, что и как делать. Это наше право.
— Тогда прошу всех выйти из комнаты, — твердо заявил
Матюхин, останутся только уважаемый Гиви и Павел. Охрану остающихся я
гарантирую лично.
Бурнаков разрешающе взглянул на своих людей. Начальник его
охраны, бывший офицер КГБ, вышел одним из первых. Он знал, что в подобных
случаях хозяину лучше не перечить. Следом за ним потянулись охранники
Кобахидзе, от которых несло ароматом французских одеколонов.
Когда они остались втроем, Матюхин обвел взглядом свой
кабинет:
— Теперь мы можем переговорить.
— Ты не доверяешь своим людям? — спросил Гиви. Он был
высокого роста, очень худой, с сильно выпирающим кадыком, который судорожно
двигался, когда Кобахидзе нервничал.
— А ты доверяешь? — огрызнулся Матюхин. — В нашем деле
вообще никому доверять нельзя. Лучше, если о нашем разговоре будем знать только
мы, да и предателей быстрее найдем, если что.
Кадык Гиви судорожно дернулся, но он промолчал. Тучный
Бурнаков нахмурился.
— Почему нет людей из Баку и Махачкалы? — спросил он.
— Может, задержались где, — посмотрел на часы Матюхин. —
Скоро подъедут.
Не волнуйся.
— Без них наш разговор просто брехня трех людей, — зашипел
Бурнаков. — Как груз получать будем?
— Это пусть Гиви решает, — кивнул на Кобахидзе Матюхин, — он
товар должен получить у них и в Москву доставить. А дальше уже наше дело.
— Зачем так говоришь? — занервничал Гиви. — Получается, что
вы в стороне.
А зачем тогда ты сюда позвал этих посланцев с Кавказа? Мне
не доверяешь, да?
— Хватит, — разозлился Матюхин, — я тебе доверяю. Иначе твои
кишки давно лежали бы на этом ковре. Сам знаешь, зачем нам нужен посланец с
Кавказа, — нужно наладить с ними более прочные связи.
— Давайте без шухера, — предложил Бурнаков. — Что нужно
делать? Зачем ты нас позвал?
— Наши друзья в Германии, которые помогали нам несколько раз
размещать товар, попросили за некоторых людей, — сказал Матюхин, — и Гиви
обещал помочь.
И чем это кончилось? Двое отказались, а одного мы даже не
смогли убрать.
Матюхин сказал «мы» и этим несколько успокоил Гиви.
— Но мы нашли вместо них других, — напомнил Гиви, — и даже
устроили одного из них туда, куда просили твои друзья. А второй сейчас там
живет. Его документы уже взяли, чтобы оформить на работу. Но за это мне еще
платить придется.
— Не придется, — возразил Матюхин, — я сегодня говорил с
моим человеком в Германии. Он сказал, что они готовы финансировать все наши
действия.
— Пять тысяч долларов? — засмеялся Гиви. — Большие деньги в
Европе сейчас пять тысяч долларов. Там президент Ширак получает в месяц семь
тысяч долларов.
А я такую сумму за три часа в казино проигрываю.
— Они готовы дать по сто тысяч долларов, — строго сказал
Матюхин, — а ты не валяй дурака. Постарайся устроить второго на нужное место. У
них должна быть вся информация.
— Сделаю, — кивнул Гиви. — Что-то твои друзья наглеют. Уже
указывать нам стали.
— Они просят, а не указывают.
— И щедрые такие, — задумчиво сказал Гиви, — почему они
столько денег платят? За информацию? Здесь что-то не так, они нас обманывают.
— Это не наше дело. Мы обязаны устроить двоих туда, куда они
хотят. Если можешь устроить без денег, действуй сам. А деньги положи в карман
или проиграй в казино. А еще лучше поделись с товарищами. — И Матюхин подмигнул
Бурнакову.
— Ты мне зубы не заговаривай, — кадык у Гиви снова заходил
вверх и вниз, — я деньги из «общака» никогда не брал. Сколько нужно, столько и
заплачу, но твоих людей устрою. Одного выгнали за пьянство. Если он по-прежнему
пить будет, опять выгонят.
— Значит, ты объяснишь ему, чтобы не пил, — рассудительно
сказал Матюхин.
— А получится? — недоверчиво спросил Бурнаков.
— Всегда ты, Бурнак, всего опасаешься, — заулыбался Матюхин,
— еще как получится. Сейчас приедут ребята с Кавказа и все расскажут. За деньги
там может получиться все. У нас еще иногда попадаются идеалисты, не отягченные
умственной деятельностью. А у них таких идеалистов давно нет. Выбили они их,
вывели. Одни «мужики» остались. А еще «паханы» и «шестерки».
— Ты меня уму-разуму не учи, — нахмурился Бурнаков, — молод
еще. Я сам все понимаю. Хочу знать, почему такие деньги за пьяницу платят?
— Откуда я знаю? — рассудительно сказал Матюхин. — Может,
они решили, что он им подходит. Вот и просят, чтобы в управление охраны
включить грузина, а другого в милицию устроить, на прежнее место работы.
— Такие деньги, — раздумывая, сказал Бурнаков, — за эти
деньги они могут десять милиционеров купить. А почему-то хотят именно своих
людей.
— Это не наше дело, — рассудительно сказал Матюхин, — они
нам помогают. Мы им. И точка. Я вопросов лишних никогда не задавал, поэтому так
долго и живой хожу.
