— А машина его здесь? — спросил Дронго. Спикер зло посмотрел
на сидевших вокруг него людей, возмутился.
— Сыщики! — закричал он. — Ничего нормально сделать не
можете.
— Значит, Груодис прошел в зал по документам Убатлы, —
заключил Дронго.
— Это невозможно, — вмешался Касумов, — охранники проверяли
все пропуска.
— И почти не смотрели в паспорта, — кивнул Дронго, — вернее,
почти не смотрели на фотографии. Конечно, он прошел, загримировавшись. Но здесь
вписана и супруга. Значит, он должен был приехать не один.
— Я это знаю, — сказал спикер. — Его пригласили с женой.
Дронго поднялся. Он вспомнил вытянутую женскую руку в номере
отеля Бад-Хомбург. И выстрелы в Пискунова. И лицо женщины в казино. Он
поморщился: нога по-прежнему болела.
— Я знаю и второго террориста, — сказал он громко, — давайте
сделаем то, что я предлагал. Пусть кто-нибудь подойдет к одному из министров и
скажет, что его машина пострадала при аварии с автомобилем Гамида Убатлы.
Сказать это нужно не очень громко, но и не очень тихо.
— Лучше я сам пойду, — сказал Эльдар Касумов, — и говорить
по-русски нужно, чтобы меня поняли?
— Ни в коем случае. Нельзя играть в поддавки. Груодис
наверняка знает турецкий. Говорите только по-азербайджански, чтобы все было
логично, как обычно. Все должно выглядеть очень правдоподобно, иначе он поймет,
что мы играем.
— Ясно, — кивнул Касумов.
— Мне нужно войти с другой стороны, — попросил Дронго, —
чтобы меня не видел Груодис. И одну из телевизионных камер направьте на него.
Мы должны видеть, куда он сразу посмотрит после того, как услышит сообщение об
аварии.
— Я сейчас поручу это телеоператорам, — кивнул министр
национальной безопасности, — там двое наших людей работают.
— Прекрасно. Пусть камера следит за выражением его лица. А я
войду с другой стороны. Мне нужно все видеть самому.
— Надо было его сразу арестовать, — зло проворчал министр
внутренних дел, — а мы с ними в куклы играем. Нажмет, не нажмет. Взорвет, не
взорвет. С этими подонками нельзя договариваться. Они все равно всегда
обманывают.
— С этим я, пожалуй, соглашусь, — улыбнулся Дронго, — каждый
из нас действительно пытается перехитрить друг друга. И все зависит от того,
кто это лучше сделает.
— Думаете, это сработает? — спросил Касумов, когда они в
который уже раз вышли из кабинета.
— Не знаю, — пожал плечами Дронго, — но попробовать нужно, у
нас осталось около сорока пяти минут.
— Я хотел у вас спросить… — Касумов вдруг замялся, — как это
называется?
— Что именно?
— Ну, вот то, что вы делаете. Интуиция, или вы просто так
умеете все просчитывать?
Дронго засмеялся. Потом сделал шаг и поморщился: нога болела
все сильнее.
— Я и сам не знаю, честно признался он, наверное, просто
характер такой. Люблю делать свою работу хорошо. Пошли наверх. Нам еще
предстоит сыграть свой последний акт в этой трагедии.
Глава 34
Разница между московским и бакинским временем в один час
оставалась и после развала державы. Очевидно, существовали ценности, неизменные
при любом раскладе человеческих характеров и стремлений. Сидевший в своем
кабинете Жернаков читал последние сообщения из Германии.
Группа Груодиса имела довольно тесные контакты не только с
местной мафией в лице Матюхина и его товарищей. По просьбе Груодиса два месяца
назад трое молодых парней были переданы в его распоряжение и никто не знал,
куда они исчезли. Матюхин отбирал для него этих парней по всему московскому
региону.
Требование было суровое: все трое должны были отслужить в
десантных войсках.
Никаких других условий не было. Трех ребят отправили в
Германию и, похоже, забыли про них.
Было сообщение и из Литвы. В ответ на запрос относительно
судьбы бывшего офицера литовского КГБ, известного в Вильнюсе как Йозас Груодис,
пришел подробный отчет о его деятельности с указанием на то, что сам Груодис
исчез несколько лет назад и в настоящее время не является литовским гражданином.
Но Жернаков обратил внимание на другой факт. В последние два года в Вильнюсе
Груодис работал с офицером КГБ Ингой Струмилиной, которая выехала из Вильнюса
полгода назад.
Он вспомнил рассказ Дронго о женщине, которую тот видел в
казино, и неизвестной, стрелявшей затем в Пискунова. Дронго не видел напавшего,
но был уверен, что это была женщина. Если это действительно так, то стрелять
могла бывший сотрудник КГБ СССР Инга Струмилина. Похоже, Дронго не ошибся.
В этот момент позвонил директор ФСБ. Он попросил своего
молодого заместителя зайти к нему прямо сейчас. Жернаков сложил документы и
отправился в кабинет директора.
Тот читал какие-то документы. Увидев вошедшего, сухо кивнул,
продолжая просматривать лежавшие перед ним бумаги. Потом протянул их Жернакову.
— Можете ознакомиться.
Это было сообщение из Афин, из российского посольства.
Греческая сторона была очень обеспокоена предстоящим подписанием договора между
Азербайджаном и Грузией и планами дальнейшей транспортировки нефти через
территорию Турции.
Кроме естественных причин — давней вражды греков со своим
соседом по НАТО из-за различных проблем с островами в Эгейском море и на Кипре,
— греки не хотели столь явного усиления своего восточного соседа,
происходившего в ущерб самой Греции.
Греческая сторона настаивала на прежнем варианте
нефтепровода, через Новороссийск, а затем через Болгарию и Грецию в Европу.
Обращалось внимание на то, что греков в данном вопросе готовы поддержать и
американские советники.
Более того, представляющий интересы транснациональных
компаний некто Фрезер уже трижды вылетал в Болгарию для переговоров по вопросам
строительства нефтепровода. Особую заинтересованность проявляли греческие
судовладельцы, для которых подобный вариант явился бы золотым дождем.
— Все понял? — спросил директор ФСБ, когда Жернаков кончил
читать.
— Все, — кивнул генерал, — греки хотят тянуть нефтепровод на
себя, а турки на себя.
— Нет, не все, — взорвался директор ФСБ, — ты плохо читаешь.
Греческая сторона настаивает, чтобы нефть шла из Новороссийска. Понимаешь,
откуда? Из нашего российского города. А уже потом они берутся ее
транспортировать в Грецию и в Европу. Понимаешь, в чем дело? А Грузия и Турция
хотят свой вариант пробить.
— У каждого свои интересы, — равнодушно сказал Жернаков.
— А у тебя какие интересы? — нахмурился директор. — Мне уже
и так звонили из МИДа, интересуются, почему это наши офицеры больше католики,
чем сам папа римский? Почему им так нужно подписание договора между Баку и
Тбилиси?
