Собеседник чуть усмехнулся, посмотрев с заметным сожалением
на сидевшего перед ним Давида Алексидзе.
— Вы идеалист, — сказал он, — таких, как вы, уже нет. Я
думал, в бывшем КГБ их тоже не было. Видимо, я ошибался. До свидания. Может, я
оставлю свой телефон?
— В этом нет необходимости, — твердо сказал Алексидзе.
— Всего хорошего. — Его собеседник вышел из зала, поднялся
по ступенькам наверх, в гардероб. Уже на улице, перейдя через дорогу, он
подошел к темно-синему «Ауди». Оглянувшись, сел на заднее сиденье, где уже
находился один пассажир.
— Ну что? — спросил пассажир. Он был в темных очках.
— Он не согласился. Говорит, что не хочет работать против
Грузии.
— Больше ничего не сказал?
— Сказал, что мы ошиблись, посчитав, что он может стать
нашим компаньоном.
— Он тебя вычислил.
— Но…
— Он тебя вычислил. У тебя уже вторая неудача. По-моему, это
многовато.
— Только вторая. Во всех остальных случаях все было
нормально.
— Все равно много. Сам знаешь, что тебе нужно делать, или
подсказать?
— Знаю.
— Прямо сегодня. Постарайся хоть это сделать нормально.
Алексидзе заканчивал ужин. Он любил иногда посидеть в
«Арагви», словно здесь была частичка той самой Грузии, которую он потерял. Но
на этот раз на душе было неспокойно. Почему эти подонки решили, что они могут
доверять именно ему, Давиду Алексидзе? И какими возможностями они располагают,
если могут даже вернуть его на прежнее место? Эти вопросы волновали его более
всех остальных.
Он заплатил по счету, оставив, как обычно, щедрые чаевые, и
пошел к выходу.
Право на ношение оружия у него было зарегистрировано по всей
форме, и пистолет привычно давил с левого бока. Он никогда не приезжал сюда на
своем автомобиле. Вот и сейчас, выйдя из ресторана, он прошел площадь перед
памятником Юрию Долгорукому, миновал книжный магазин «Москва» и направился к
ближайшей станции метро.
К своему дому он подошел спустя два часа. Во дворе привычно
сидели старушки, обсуждавшие последние новости. Бегали дети. Было уже довольно
темно, когда он вошел в подъезд. И неожиданно почувствовал нечто тревожное.
Именно почувствовал — в подъезде была необычная концентрация устоявшегося
табачного дыма. Здесь пахло всем, чем обычно пахнет в московских подъездах.
Немного мочой, немного сигаретным дымом, немного гнилыми продуктами, словно специально
брошенными под лестницу, немного пылью. Но сегодня в подъезде стоял устойчивый
запах табачного дыма, который возникает тогда, когда наверху, на первой
лестничной площадке, где висят почтовые ящики, долго стоит человек, который
кого-то ждет.
Алексидзе осторожно достал пистолет. Замер, прислушиваясь.
Наверху определенно кто-то стоял. Сзади послышались шаги. Давид обернулся. В
подъезд вошел старик, живущий на последнем этаже. Он кивнул Алексидзе и,
держась за перила лестницы, начал подниматься.
Давид слушал, прижавшись к стене. Старик повернул за угол,
поднимаясь на следующий лестничный пролет. Алексидзе осторожно поднимался
следом. Если он прав, неизвестный должен сейчас обязательно показаться. И
действительно, через мгновение за спиной старика выросла темная фигура.
Сомнений не было: незнакомец держал в руках оружие. Старик испуганно обернулся,
и неизвестный быстро опустил пистолет, поняв, что ошибается.
Старик, даже не осознав, что чудом избежал смерти, стал
подниматься дальше. Неизвестный что-то пробормотал и обернулся. Прямо в лицо
ему смотрело дуло пистолета Давида Алексидзе. Что бы ни говорили после развала
страны, а в прежнем КГБ умели готовить кадры. Полковник просчитал все
правильно.
— Ты ошибся, — сурово сказал он, держа пистолет в вытянутой
руке.
Киллер держал оружие в руках, но понимал, что любой его жест
будет последним. И стоял, замерев, глядя прямо в дуло пистолета Алексидзе.
— Брось пистолет, — велел Алексидзе, — но без лишних
движений. Просто разожми руки.
Киллер осторожно отпустил пистолет. Тот глухо ударился об
пол, отлетев в сторону.
— Кто? — спросил Алексидзе.
Киллер молчал.
— Мне нужно его имя, — строго сказал Давид, — его настоящее
имя. У тебя есть пять секунд. Мне терять нечего.
Киллер облизнул губы. Умирать очень не хотелось.
— Раз…
Киллер оглянулся. Похоже, этот сумасшедший действительно
будет стрелять.
— Два… Три…
Спасения не было. У него оставалось только две секунды.
— Четыре…
— Стой, — выкрикнул террорист, — меня послал Хромой Гиви.
Уже одного этого имени было достаточно, чтобы Алексидзе все
понял. Хромой Гиви был известным вором в законе — Гиви Кобахидзе. По сведениям
грузинского КГБ, он еще в восьмидесятые годы довольно активно занимался
наркобизнесом, контролируя большую часть наркотиков, поступающих в Абхазию и
Грузию. Он был одним из немногих авторитетов, сумевших удержаться на плаву
после распада Империи. Борьба за рынки шла ожесточенная, стариков отчаянно
теснили молодые и нахрапистые соперники. Имя хромого Гиви означало, что
Алексидзе не ошибся, предполагая, кто стоит за предложением, сделанным ему два
часа назад в «Арагви». Но это означало и другое. Отныне Давид и его семья были
приговорены.
Даже если он сейчас убьет этого горе-киллера.
— Уходи, — приказал Алексидзе, опуская пистолет. И в этот
момент киллер внезапно прыгнул. Он был не просто убийца. Он был хорошо
тренированный убийца, бывший десантник. И у полковника не было бы ни одного
шанса, если бы его сопернику удалось выбить у него из рук оружие. Но полковник
знал, как нужно действовать. Он прикрыл руку с пистолетом своим телом, и удар
пришелся в плечо.
Уже в падении Давид выстрелил три раза. Последний выстрел
достиг цели: пуля попала киллеру в голову. Тот свалился всей массой, словно
внезапно лишился своего стержня. И, уже мертвый, покатился на полковника,
сбивая того с ног.
Так они и лежали на лестничной площадке, пока испуганные
соседи не вызвали милицию. А пока бывший полковник КГБ Давид Алексидзе принимал
решение. Выхода у него не было. Был, возможно, только один шанс, который мог
вытащить всю его семью и его самого. Именно этот шанс он и решил использовать.
Глава 4
Он и раньше несколько раз бывал в этом здании. Времена
менялись, а здание продолжало служить контрразведке. Принимающий его генерал в
штатском был позволительно молод и элегантен, что по прежним временам считалось
почти пороком. Генералу было лет сорок-сорок пять, и он являлся наиболее
перспективным руководителем среди всех многочисленных генералов ФСБ. Только
недавно переведенный на эту должность, генерал Жернаков был известен своими
широкими связями в правительственных и президентских кругах, что в немалой
степени помогало ему делать карьеру.