Горе было настолько страшным и неподдельным, что Дронго
опустился рядом.
Просто сидел и молчал. Так они и просидели почти пять часов.
А когда наступил рассвет, как-то разом постаревший, поникший Груодис встал,
чтобы вырыть могилу.
Дронго начал помогать ему. Может, он вспомнил о Натали. Или
просто был потрясен горем этого человека. Груодис не сказал ни слова, но не
стал отвергать помощь Дронго.
Вдвоем руками и ножами они вырыли могилу для Инги
Струмилиной и бережно опустили в нее погибшую. А потом тщательно выровняли
землю и еще долго носили камни, чтобы соорудить достаточно высокий холм. Было
девять часов утра, когда они наконец закончили. И оцепеневший Груодис кивнул,
словно расставаясь с прошлым.
— Куда мне идти? — спросил он у Дронго. Тот стоял и молчал.
Потом, ни слова не говоря, пошел собирать деньги из первого чемодана. Принес,
поставил оба чемодана рядом. И вдруг услышал, как за его спиной раздался
характерный звук передернутого затвора пистолета. Он медленно обернулся.
Груодис держал пистолет в руках, словно раздумывая, что ему делать. Оружие было
направлено не в сторону Дронго, нет. Для ненависти у Груодиса уже не было сил.
Он быстро приставил пистолет к виску, и в этот момент в падении Дронго выбил у
него оружие. Груодис ошеломленно посмотрел на него.
— Зачем? — спросил он.
— Это самое легкое, что можно сделать, — честно ответил
Дронго.
И тогда Груодис беззвучно заплакал.
— Все, — сказал он, — у меня отняли все. Родину, страну,
работу, семью, любимую женщину. Мне не оставили ничего. Ничего.
— Ты мог бы вернуться в Литву, — сказал Дронго. Груодис
покачал головой.
— Они меня не пускают обратно, — ответил он с какой-то
жалкой детской улыбкой, — говорят, что им не нужен бывший чекист. У меня больше
нет моей страны. Я везде чужой. И в Москве, и в Вильнюсе.
Дронго ничего не сказал. Только встал и поднял оба тяжелых
чемодана.
Потом, подумав немного, открыл чемодан, достал из него пачку
денег.
— Здесь сто тысяч, — сказал он.
— Я хочу остаться здесь навсегда. Дронго поднял чемоданы и,
уже не оборачиваясь, пошел в сторону видневшейся дороги. Он прошел достаточно,
когда Груодис, смотревший, как он уходит, закричал изо всех сил:
— Будь ты проклят!
Дронго повернул голову. Хотел что-то сказать. Но не вымолвил
ни слова, пошел дальше. Откуда Груодису было знать, что он проклят почти так
же, как и сам Груодис.
Через полчаса он вышел к автобусу, который направлялся в
Тебриз. А еще через пять часов он прилетел из Тебриза в Баку с двумя чемоданами
денег. И сдал их по назначению, вызвав немалое удивление сотрудников
Министерства финансов и Национального банка, не привыкших к подобной честности.
Эпилог
Они сидели друг против друга в большом кабинете
величественного белого здания, которое раньше называлось Центральным Комитетом,
а теперь зданием президентского аппарата. По непонятному закону рока это здание
возводилось много лет и строилось в период правления Гейдара Алиева. Но после
его отъезда в Москву здесь первым обосновался его преемник. А самому Алиеву
судьба, казалось, уготовила другие кабинеты. Но все встало на круги своя, и он
теперь сидел в этом большом кабинете, выходящем окнами на море, и смотрел в
глаза сидевшему напротив него Дронго.
Алиев был не просто руководителем КГБ, назначенным, как
Андропов, переводом из партийных органов. Он был профессиональным сотрудником
КГБ, выросшим в этой системе за более чем двадцать лет работы до руководителя
КГБ республики. И он понимал, что именно произошло вчера и какова была роль
сидевшего перед ним человека. Он осознавал масштабы всей операции,
завершившейся глубокой ночью.
Дронго с личностями подобного масштаба приходилось
встречаться редко, и он сидел, несколько нахмурившись, словно ожидая подвоха.
— Вы неплохо сделали свою работу. — В устах чрезвычайно
скупого на похвалы президента это было высшее признание профессионала.
— Спасибо.
— Мы могли бы предложить вам работу у нас. Мне говорили, что
вы достаточно серьезный специалист. Нам необходимы такие профессионалы. Мы
давно хотели вывести разведку из Министерства национальной безопасности, создав
самостоятельную структуру.
— Я уже давно на пенсии, — позволил себе сказать Дронго, —
но все равно благодарю вас за эти слова.
— У вас есть какие-нибудь просьбы или пожелания? — спросил
президент.
Дронго посмотрел ему в глаза. Не каждый человек осмеливался
смотреть в эти серо-голубые стальные глаза президента. Не каждый мог выдержать
их взгляд.
— Еще раз спасибо. Мне ничего не нужно. Я просто выполнял
свой долг.
— Долг? — заинтересованно спросил президент. — Перед кем? Вы
ведь не российский гражданин.
— Перед своей совестью. Я все время задавал себе только один
вопрос. Если вы разрешите, я задам его и вам.
— И какой это вопрос?
— Я все время думал, что произойдет с этой республикой и
этим народом на следующий день после удавшегося покушения? Примерно то же я
думал и о Грузии.
Извините меня, но, надеюсь, вы меня поняли.
На этот раз выдержать взгляд президента он не сумел и первым
отвел глаза.
— Когда вы уезжаете из республики? — сухо спросил президент.
— Завтра утром.
— Сегодня вечером, — тоном, не терпящим возражения, сказал
хозяин кабинета, — это и в ваших личных интересах.
— Сегодня, — согласился Дронго, поднимаясь со стула.
— До свидания, — сказал президент. Кажется, в его взгляде
мелькнуло любопытство.
— До свидания. — Дронго пошел к двери и, уже выходя,
оглянулся. И успел увидеть цепкий, внимательный, но очень уставший взгляд
воспаленных глаз не спавшего всю ночь пожилого человека. И увидел в них
понимание всего того, что они не сказали друг другу. А может, это ему только
показалось.
