— Хаткинса? — переспросил я, думая, что он ошибся. — Вы назвали свое имя.
— Нет, — покачал головой Хаткинс. — Вы запамятовали, сэр. Мое имя — Томас Брайтер. А Хаткинс перестал существовать восемнадцать лет назад. — Он налил себе виски и опрокинул в себя две рюмки подряд. Взгляд его замутился еще больше, мятое лицо покрылось красными пятнами. Он пожевал корочку хлеба, наклонился ко мне через стол и доверительно прохрипел:
— Я убил его, Рочерс. Слышите? Убил!
Мне еще не доводилось слушать подобные признания. И поэтому стало немного жутко. Я отстранился и стал усиленно соображать. А потом презрительно рассмеялся и сказал:
— Не говорите ерунды, Хаткинс! Если вы убили того человека с целью взять его имя и завладеть документами, то ведь на Земле это абсурд! Документы почти ничего не значат. За восемнадцать лет вас тысячи раз идентифицировали в различных местах по папиллярным линиям рук и ног, структуре волос и ногтей, форме ушных раковин и зубов. Вы — или Хаткинс, или… Вы все врете.
Он вдруг разъярился и грохнул своим тщедушным кулаком по столу.
— Вы идиот, Рочерс! Кого вы учите жить? Их? — Он пьяно задрал острый подбородок и указал на потолок. — Они прекрасно знали земные порядки, когда отправляли нас обратно. Даже если эти твари не имели дела с землянами до встречи с нами, любое знание о Земле они получили от бортовых носителей информации на нашем корабле. Я даже уверен, что это так и было! Они знали все! И поэтому, когда Хаткинс испустил дух в моих руках, я впрыснул себе в артерию его еще теплую кровь! А через полминуты превратился в него! Весь, до последней капли — в него! Со всеми папиллярными линиями, раковинами ушей и структурой волос! Вы понимаете это? Вы можете это представить?
— Да, — сказал я. — Могу.
Он говорил о механизме целевой трансформации своей генной карты в карту другого человека. На Земле уже давно кричали о возможности такого процесса. Но, насколько я знал, даже и не думали приступать к исследовательским работам. Генетики последние годы носились с другим открытием — возможностью создания клонов за несколько часов «синтетическим» путем, минуя длительный процесс формирования организма-двойника из реконструированной яйцеклетки. И на трансформирование генома человека, тем более за полминуты и вне лабораторных условий, пока не замахивались.
Во всяком случае, то, о чем рассказывал Хаткинс, на Земле имело теоретические предпосылки.
— Как вы его убили и куда спрятали труп? — спросил я. Это были хорошие вопросы. В свое время я не один час просидел на допросах обвиняемых в кабинетах следователей Галактической полиции. Если Хаткинс врал, то мне, старому волку криминальной хроники, ничего не стоило поймать его на мелочах. На тех деталях, которые так трудно даются пьяному человеку.
Но он не дал мне такого шанса. Он кивнул на фотографию Томаса Брайтера и сказал:
— Посмотрите на этого молодца и на меня. Капитаны космической разведки универсальные специалисты. Пилоты, ремонтники, десантники, альпинисты, каскадеры, техники — кто угодно, ведь неизвестно, в условиях каких планет им придется работать. И кто такой Хаткинс? Я просто свернул ему шею одним ударом. А труп отвез в горы и сбросил в скальную трещину. Дело было на одном не очень посещаемом горном курорте. Так что никто ничего не видел. И никто ничего не понял. Потому что перед тем, как убить Хаткинса, Томас Брайтер объявил во всеуслышанье о своем отъезде.
— Но для чего вам все это было нужно?
— Наконец-то вы задали нормальный вопрос, — устало пробормотал он. — Но я должен поправить вас. Не мне это было нужно, а им. Тем гадам, которые диктовали мою жизнь. А для того, чтобы ответить, я должен сначала рассказать, что со мной произошло и чем я стал заниматься после превращения в Томаса Хаткинса.
Он уперся взглядом в отодвинутую мною бутылку, потом быстро плеснул из нее себе в рюмку и выпил. Я никак не отреагировал. Пускай, подумал я. Если ему так легче — пускай. Он удовлетворенно крякнул и заговорил:
— С того момента, как я стал репортером Хаткинсом, во мне заработала другая программа. Та, ради которой, собственно, до сих пор все и делалось. Я стал ментальным приемником и передатчиком информации. Мне вдруг стали доступны мысли других людей. Я воспринимал их так же легко, как слушал радио. Надо сказать, что эта способность не утомляла меня, потому что восприятие было избирательным и полностью подвластным моей воле. Я настраивался на ментальную волну определенного человека и слушал его столько, сколько мне было нужно. А потом отключался. Но это было не главным. — Он поднял указательный палец и значительно посмотрел на меня. — Согласитесь, сиюминутное мышление каждого человека хаотично и непродуктивно. Вот вы, Рочерс, сейчас думаете, что я пьян, противно выгляжу и лгу. И одновременно противоречите самому себе, потому что сочувствуете мне и оцениваете реалистичность полученной от меня информации. А еще прикидываете, какая из известных нам цивилизаций, не входящих в Галактический союз, способна на диверсии типа той, о которой я рассказываю. Ведь правда? Прислушайтесь к себе.
— В общем, да…
— Вот! Так что разбираться в каше мыслей — себе дороже. Но мне это и не нужно. Потому что я обладаю еще одной способностью — возможностью скачивать информацию из долгосрочной человеческой памяти. Вот там-то она разложена по полочкам и не фонит, как испорченный усилитель. Там, в этой памяти, — все. Что вы знаете, что вы поняли, чем вы жили, что вам интересно, кого вы любили и любите до сих пор… — Он свел брови к переносице и пьяно-значительно улыбнулся мне. — А? Рочерс?
Я продолжал молча смотреть на него, не произнося ни звука.
— И чего вы боитесь больше всего на свете… — продолжил он и вдруг запнулся и покачнулся на стуле. — Кстати, не хотите узнать, чего вы боитесь больше всего на свете?
— Нет, — ответил я. — Надеюсь, я знаю это.
— Вы знаете совсем не то, что на самом деле имеет место быть, — хмыкнул он, протягивая руку к бутылке. — Но как хотите!
Я наблюдал за тем, как он выпивает, с легкой тревогой. Если он собирался угощаться такими темпами и дальше, то конца истории я мог и не услышать.
— Рассказывайте скорее! — раздраженно поторопил его я. — Мы сидим уже два часа, а в вашем повествовании еще и конь не валялся. Скажите мне, из каких людей вы скачивали информацию и какие вопросы вас интересовали?
— А вы как думаете? — ехидно спросил он. И сам же ответил. — Конечно же, вопросы передовых научных изысканий, техники и вооружений. Соответственно, в разработку попадались люди, непосредственно работающие в этих областях.
— И значит, мой отец и Джеймс Уокер тоже?
— Да. Ведь они были сотрудниками Бюро звездных стратегий, и им я уделял особое внимание. И вам, и вашей девушке Шарлотте Ньюмен. Потому что вы — сын гения, непосредственно общались с отцом и Уокером, и в ваших руках одно время находился изобретенный ими генератор пространственных преобразований.
Да, подумал я, да. Вот почему он цитировал папеньку и Уокера без ошибок. Он знал о них и обо мне все. А когда генератор находился у меня, Лотта была рядом. И поэтому он знает все и о ней…
