– Нету у нас таких, – медленно ответила Беломестова.
– Вы уверены?
Полина Ильинична молчала – то ли решила, что ее ответа с Маши достаточно, то ли обдумывала новый. Маша шагнула в сторону, невольно вынудив ее повернуться лицом к окну, и в желтом сливочном свете увидела, что лицо Беломестовой приобрело не просто бледный, а зеленоватый оттенок.
– Полина Ильинична, что с вами? Вам плохо?
Беломестова, не отвечая, добралась до скамейки и села, переводя дыхание. Глаза ее были закрыты.
– Я сейчас воды принесу.
Маша забежала в дом и вернулась с первым, что попалось под руку – небольшой кастрюлькой, в которой плескалась вода. Она так торопилась, что выплеснула немного воды на штаны Беломестовой. Полина Ильинична даже не заметила.
– Вот, попейте.
Беломестова жадно приникла к кастрюльке.
– Давление третий день скачет, – объяснила она, намочив пальцы и прикладывая ко лбу. – Нынче утром еле встала. Гипотоник я, Машенька… А лекарства не люблю, у меня после них поджелудочная капризничает, не знаешь, что и хуже. Ну, ничего. Вроде бы, отсиделась – теперь получше. – Она покрутила головой и приложила ладонь, смочив ее водой, к шее под волосами. – Так о чем мы с тобой?..
– Женщина, – напомнила Маша. – В моем окне.
– А-а, да-да-да. Это, должно быть, Вера.
Беломестова замолчала с таким видом, словно все исчерпывающе объяснила.
– Вера? – повторила Маша в недоумении. – Кто такая Вера?
– Ходит тут одна… – Беломестова неопределенно махнула рукой. – Точнее, приезжает. Встают компанией на озере, в палатках, рыбу ловят, коптят. Купаются. Она – завзятая грибница… как это по-русски-то сказать? Как будет «грибник» в женском роде, Машенька?
– Нету у грибника женского рода, – сказала Маша, обдумывая ее слова.
– Как нету? А мы кто такие? Все-таки, может, грибницы?
– На каком озере они ставят палатки?
– На ближнем. – Беломестова кивнула в сторону дороги.
– На ближнем озере мы сегодня были с Валентином Борисовичем. Там никого нет.
– Значит, на дальнем, – покладисто согласилась Полина Ильинична. – Здесь много озер. Они то на одном останавливаются, то на другом. Постоят пару дней и уезжают. Обычно я их видела в выходные… Какой сегодня день недели?
– Среда.
– Все в голове перепуталось, – пожаловалась Беломестова. – Она, наверное, хотела купить у Танюши яичек. Увидела тебя и смутилась. Не бери в голову. Давно это было?
– Минут сорок назад. Странное время для покупки яиц.
– Так выпили они, Машенька, – с улыбкой сказала Беломестова. – Спьяну и побрели к нам. Ты одну Веру видела, или с ней еще кто-то был?
Маша покачала головой.
– Кажется, одну. Под окном сильно примята трава, словно там слон топтался.
– Точно, Вера, – убежденно кивнула Беломестова. – Она у нас женщина крупная, в теле, что называется. Ох, пойду прилягу…
Она с трудом поднялась и оперлась на Машину руку. Так вдвоем они доковыляли до крыльца, где им кинулась под ноги возникшая из ниоткуда кошка.
– Люшка! Ах ты, умница! Почувствовала, что хозяйке нездоровится, – с гордостью сказала Беломестова. – Все понимает! Ну, пойдем, мышеловка ты моя…
Маша убедилась, что женщина в состоянии зайти в дом сама.
– Спокойной ночи, Полина Ильинична. Если что-то понадобится, звоните!
– И ты, Машенька!
Маша уже приоткрыла калитку, когда Беломестова негромко покашляла ей вслед.
– Ты, Машенька, знаешь что? Дверь на ночь запри, хорошо? И окна нараспашку не оставляй.
Маша молча смотрела на нее. Полина Ильинична стояла спиной к фонарю, и разглядеть выражение ее лица было невозможно.
– Они люди не злые, но могут и похулиганить, – извиняющимся тоном пояснила Беломестова. – Особенно если уже поддали. Мало ли что. А знаешь, пойдем-ка, я прогуляюсь с тобой! Надо голову проветрить перед сном.
Оставив на крыльце недовольную Люшу, Беломестова спустилась к Маше.
– А вы сами дверь запирать не будете? – кротко спросила Маша.
Полина Ильинична несколько смущенно рассмеялась в ответ.
– У меня брать нечего, Машенька! А если сунутся, Люша их отвадит. Люша, стереги!
По дороге до Татьяниного дома им никто не встретился. Беломестова дождалась, пока Маша провернет ключ в замочной скважине, приветливо кивнула напоследок и повторила тем же ласковым тоном:
– Дверь запирай, миленькая. И окошки.
Последним, что Маша увидела на улице, были бледные бабочки, вившиеся вокруг лампы, и силуэт летучей мыши, которая стремительно пронеслась над садом и исчезла в складках ночи.
3
После предостережений Беломестовой Маша ожидала, что к ней непременно полезут если не через дверь, то через окно, и на этот случай зарядила старое охотничье ружье, пылившееся в углу за буфетом. «Все-таки права была бабуля, утверждавшая, что одними из самых необходимых навыков для современной женщины является умение водить машину и пользоваться огнестрельным оружием. Борщ за тебя могут сварить в ресторане, пол помоет домработница, а вот застрелить какого-нибудь ублюдка нужно уметь самой».
– Это домработнице не делегируешь, – задумчиво сообщила Маша фарфоровой фигурке девочки с коромыслом.
Перед сном она позвонила домой и пятнадцать минут болтала как ни в чем не бывало, одним ухом слушая мужа, а другим – окрестные шорохи. Вранье всегда давалось ей с трудом, но что она поистине талантливо умела изображать, так это беззаботность. Сергей ничего не заподозрил.
Они никогда не обсуждали его работу по телефону. Но по приподнятому тону мужа, по его разговорчивости Маша поняла, что все идет хорошо. Выдыхать было рано: расследование еще не закончено, и до его окончания Илюшин мог успеть тысячу раз выкинуть какой-нибудь фортель. Но пока ничего подобного не случилось. «Возрадуемся же, братья и сестры!»
Поклявшись мужу напоследок, что она будет чрезвычайно осторожна с печкой, Маша нажала отбой.
Сидеть, вцепившись в ружье, было глупо. Маша заварила улун и попыталась работать, но переводы всегда требовали от нее полной концентрации; сосредоточиться, частью сознания прислушиваясь к звукам за окном, не удалось, и тогда она наугад достала одну из хозяйских книг. Это оказался Фейхтвангер. Маша, вздохнув, принялась читать о несчастьях, выпавших на долю безобразной герцогини.
Она не заметила, как заснула.
Никто не будил ее. Даже Цыган не издал ни звука, и Маша проспала на неудобном диване всю ночь, подложив под голову вместо подушки томик Фейхтвангера. Несмотря на это, проснулась она бодрая как никогда. Щека хранила отпечаток переплета.
