Взрослые творили черт знает что, все катилось в тартарары, а может, не катилось, но покатится, если она помешает Дораде.
Можно было убежать и бросить тушу здесь… Но вдруг он умрет? Задохнется в этом мешке? А если она снимет мешок, он увидит ее лицо и расскажет потом в полиции о девочке, которая не освободила его. Ее отберут у бабушки и отправят в детский дом, а может быть, даже в детскую колонию.
«Мне нужен кто-то из взрослых», – сказала себе Ксения. Бабушка не годилась, это было ясно сразу. Девочка отползла в тень и стала думать.
Первым ее порывом было бежать к тете Маше. Но, посидев чуть подольше, Ксения хмуро покачала головой. Тетя Маша не местная, а это значит, что она сразу начнет звонить в полицию. В отличие от Ксении, ей не будет очевидно, что дело очень деликатное и нельзя выносить сор из избы.
Полицию нельзя. Будет только хуже.
Значит, тетя Маша отпадает.
Колыванов? Он слабый. Нельзя дергать Валентина Борисовича. Надо его беречь.
Кто остается – Кулибаба? С нее станется просто опустить булыжник на голову водителя! Ксения ненавидела его за то, что он пытался отравить Цыгана. Но людей булыжниками бить по голове нехорошо. Тем более ему и так уже досталось от Альберта.
«А вдруг Бутковы вернутся и захотят его прикончить?»
Шум автомобильного двигателя заставил ее вскочить на ноги. Но это была не староста. Звук ее «Нивы» Ксения знала, как знают голос соседа.
Из-за поворота показалась белая «Тойота».
– Мамочки мои! Аметистов!
Добежать до своего укрытия Ксения не успевала; она отползла за обломок стены, торчавший из земли, точно последний зуб, и скорчилась, вжав голову в плечи.
Хлопнула дверца машины.
– Борис! – яростно закричал Аметистов. – Борис!
Тяжелые шумные шаги, короткая тишина, мат, стеклянное звяканье. «Наткнулся на корзинку», – поняла Ксения.
– Борис! Где ты?!
– Помогите!
Аметистов кинулся к туше. Чтобы развязать водителя, ему пришлось вернуться к машине за ножом. Пробегая мимо могильной плиты, он остановился и грязно выругался.
– Кто это сделал, Боря? Ну?!
– Я… это… Геннадий Тарасович, я не видал… – Водитель ворочался на траве, пытаясь сесть. – У вас водичка есть?..
– Твою мать!
Аметистов ушел и снова вернулся с водой. Он едва дождался, пока водитель напьется.
– Рассказывай!
– Да чего рассказывать, – неожиданно бойко огрызнулся тот. – Отоварили меня по затылку – вот и весь рассказ!
– Что, просто подошли и врезали?
– Да, просто подошли и врезали!
– И ты не видел кто?
– Не видел!
– Что ты из меня идиота лепишь! – взорвался Аметистов. – Я тебя посадил так, что к тебе даже мышь не могла подкрасться незамеченной! Ты жрал, как свинья! Вон бутерброды валяются!
– Чего вы сразу, Геннадий Тарасович! – жалобно начал водитель.
– Бабла они тебе сунули, что ли? Я тебе плачу мало? Кто эту корзину принес?
– Девка какая-то… малолетка…
Аметистов начал ругаться. Из него лились слова, от которых Ксении хотелось зажать уши. Но это был не просто мат. Он ругался точно так же, как живший в Анкудиновке сумасшедший старик, которого Ксения встречала несколько раз. Старик, как сказал Колыванов, был ненормальным. Когда он открывал рот, из него вместе со злобой изливалось безумие. На губах у старика изнутри запеклась черная кайма – его след.
«Да Аметистов псих конченый!» Ксения прикинула, в какую сторону бежать, если ее засекут.
– Куда они поехали? – орал тот.
– Откуда мне…
Бамц!
Аметистов влепил оплеуху водителю.
– Лучше б ты сдох!
– Мне и так досталось, и вы еще руки распускаете! – плаксиво выкрикнул водитель. Ксении показалось, он сейчас заплачет.
– Я сам узнаю, сам узнаю… – Шаги стали удаляться. – Она все это провернула. Ну, тварь! Думает, перехитрила меня… Аметистова перехитрила! ХА!
Последнее «Ха» он выкрикнул так, словно его с размаху ударили в спину. Ксения даже осторожно высунулась, чтобы проверить, не лежит ли Аметистов лицом вниз. Она не удивилась бы, увидев над ним покачивающегося водителя с кирпичом в руке.
Предприниматель уходил. Он шел по направлению к дому старосты, подавшись вперед, словно преодолевая сопротивление сильного ветра.
Послышалось кряхтение.
– Очумели все, – сказал водитель на удивление ясным голосом. – Очумели, реально.
Он поковылял следом за Аметистовым. Над могильной плитой тоже остановился, постоял, бормоча что-то себе под нос. Ксения была уверена, что он бросится догонять шефа, однако водитель плюхнулся в «Тойоту». Теперь она наблюдала за ним, почти не скрываясь. Оказавшись на водительском сиденье, он испустил громкий вздох облегчения.
– Видал я вас, – громко сказал водитель. – Мне к врачу надо, ясно? У меня сотрясение.
Он показал в спину шефу неприличный жест, захлопнул дверцу и уехал в сторону, противоположную той, куда шел Аметистов.
Ксения подбежала к дороге и закашлялась от пыли, стоявшей столбом в воздухе.
– Что делать-то? – в отчаянии выкрикнула она вслух.
Аметистова нужно было остановить. Она не понимала, что произошло между ним и старостой, но ощущение надвигающейся беды не оставляло ее.
Только один человек мог ей помочь. Девочка вытерла слезы и помчалась в сторону леса.
5
Цыган беспокоился. Вскидывал голову, переводил взгляд с окна на Машу, словно говоря: там что-то творится, нужно проверить. Маше было не до пса. Она еще не понимала до конца, что произошло, но догадка плавала в воздухе, как улыбка Чеширского кота. Оставалось только сказать или сделать что-то правильное, чтобы объяснение явило себя целиком.
За окном мелькнула детская фигурка. Ксения мчалась куда-то со всех ног.
– Мне надо выяснить, – сказала Маша, провожая ее взглядом. – Невозможно это так оставить…
Цыган заскулил.
– Подожди здесь. Я скоро вернусь.
Ночка гавкнула для порядка, увидев гостью, и повалилась на спину.
– Мариша! – Колыванов спешил по дорожке из сада. – Рад тебя видеть! Пойдем, пойдем. Парит-то как, а! Гроза будет.
Маша не замечала, что парит. Она смотрела на старика, доверчиво улыбавшегося ей, и чувствовала себя препаршиво.
Она ожидала, что Колыванов заговорит с ней об утреннем происшествии. Спросит, сидит ли водитель на своем ящике. Огорчится поведению Цыгана, в конце концов! Но Валентин Борисович ни словом не упомянул ни ящик, ни водителя, ни пса, и от этого внутри Маши подняла голову глуховатая тоска, точно бродячая собака, и тихонько завыла.
