Он поднялся и зачем-то развернулся к звездолету. Немота от пораженных конечностей рвалась в мозг. Боли он уже не чувствовал, но со страхом ощущал, как от ран поднимается к голове удушливая сонливая волна, как путаются мысли, искажается восприятие. «Пропади все пропадом, Алекс!»
— Вот еще… — хрипло прошептал он. — Сейчас. Я снял снайпера. Я ухожу… Мне надо… пока уйти… Я не лягу…
Он с трудом поднял дуло автомата и обшарил лихорадочным взглядом верхние ветви отдаленных деревьев, необъятную черную глыбу звездолета, но не нашел той точки, откуда в него стреляли. Паралич стальной цепью постепенно и очень быстро охватывал все тело.
— Гады… — беспомощно простонал он и покачнулся. — Гады… Обложили!
На глаза выступили слезы. Голова мелко тряслась, противная дрожь выгоняла из нее остаток здравомыслия, мешала сосредоточиться. Ему показалось, что он уже не может двигаться.
Вспышка ярости и отчаяния на секунду одолела растерянность и слабость. Как?! Как ему идти дальше?! Он сжал кулаки, задрал лицо к небу и почувствовал, как слезы скатились по вискам за ворот комбинезона.
— Есть ли, — прохрипел он неизвестно кому, — есть ли на свете сила, которая одолеет этих тварей? А?
И не получил ответа.
Руки вялыми плетьми упали вдоль тела. Он стиснул зубы и механически, рваными движениями повернулся, поднял с земли баул, сделал шаг правой ногой, подтянул левую… Голова превратилась в огромную пуховую бесформенную подушку, между пушинками сочился молочный туман и не давал думать, привычно ловить мысли, которые обретались там, внутри, в белой тишине… Он потерял себя в этом тумане, время растворилось в нейтральной, неподвижной бесконечности.
Алекс выронил автомат и рухнул на колени. Он помнил себя, но никак не мог сосредоточиться и начать отсчет секунд, чтобы подняться на слове «три». И еще он не мог думать: все расплывалось, растворялось в той бесконечности, в которой пропало время…
Прошла вечность. Он стоял на коленях, и смотрел в молочно-пуховый коктейль, и ждал, и не позволял себе упасть. Он ждал.
«Нет!» — Это была первая мысль, которую ему удалось поймать в дьявольской мешанине пуха, и он обрадовался ей так, как будто набрел на колодец в пустыне. «Нет!» Он стоял на коленях и жалко, сквозь слезы улыбался своей маленькой находке — «нет!» Она тянула за собой что-то еще, какие-то еще сюрпизы: новые важные мысли, что-то такое, о чем он забыл, совсем забыл из-за этих дурацких снайперов, из-за боли, из-за паралича… Он жадно внимал своей пораженной памяти…
«Микки, ты собираешься ложиться в постель?»
«Нет!»
«А умываться кто на ночь пойдет? Какой маленький мальчик? Микки?»
«Не-ет!»
«Та-ак! А если мы сейчас его возьмем и понесем в ванную? Ну-ка, иди сюда, артист!»
«Не-е-ет!»
Он продолжал улыбаться и посмотрел на лежащий перед ним автомат. Почему «нет»? В голове вспыхнула картина: незнакомый мужчина с автоматом на груди берет Микки на руки, и холодное цевье прижимается к щеке сына. Это был всего лишь образ — не мысль. Но он вызвал к жизни один, всего один, чрезвычайно важный вопрос…
«Папака, а мы когда пойдем снова на поляну?»
Алекса как будто тряхнуло током. Он перестал улыбаться, растерянно сморгнул, поднял голову, неуклюже развернулся всем корпусом к звездолету и прохрипел:
— Я приду, Микки!
А потом неимоверным усилием воли поднял правую руку, зацепил пятерней ворот комбинезона, рванул его вниз и обнажил переднюю панель генератора. Пальцы не работали, и поэтому он просто прижал кистью клавишу последовательного считывания архивных эпизодов.
И держал ее до тех пор, пока не услышал сигнал готовности к воспроизведению всей библиотеки голограмм одновременно.
Он уже почти потерял сознание, когда с каким-то жалобным всхлипом ткнул скрюченной горстью пальцев в кнопку воспроизведения и упал лицом в траву.
Бродячий пес с умной овчаристой мордой прижался брюхом к земле, оскалил крупные белые клыки и возмущенно зарычал. Он видел, как только что упал тот человек, которого он встретил утром у реки. В человека вонзились злые ядовитые мухи, они вылетели из-под крыши появившейся ночью огромной вонючей штуковины. Пес знал, что люди иногда ранят и даже убивают друг друга такими мухами. Для этого у них есть специальные трубки, откуда маленькие заразы вылетают вместе с огнем. И сейчас он прекрасно понял, что знакомого мужчину кто-то собирался убить и долго ждал внутри той штуковины, а теперь, дождавшись, сделал свое черное дело.
Псу было очень-очень жаль своего знакомого. Он увидел мужчину пять минут назад в лесу — тот куда-то вышагивал с очень сосредоточенным видом — и, сам не зная почему, побежал за ним. Он был рад этому человеку. Он помнил впечатления от утренней встречи: он ощутил тогда мягкую светлую силу, которая — он явно это почувствовал! — исходила от мужчины, удивился глубинной яркости его необычных глаз и своему совершенно нелепому для старого бродяги желанию идти с этим человеком рядом.
Пес был очень осторожен и даже при повторной встрече не подошел к знакомцу. Он просто отпустил человека на десять шагов вперед и, высунув длинный язык, деловито потрусил вслед за ним.
Он проводил незнакомца до опушки леса и…
И вот теперь смотрел, как человек неподвижно лежит на земле в десяти шагах от него.
Пес растерянно заскулил и прополз на брюхе пару метров к своему поверженному приятелю. Он не знал, что ему делать. Подбежать к мужчине он боялся — вдруг и в пса начнут выпускать ядовитых мух! — но и бросить он его тоже не мог. Он видел, как было больно мужчине, как он даже заплакал от этой боли, и видел, как закрылись его глаза, прежде чем он упал. Но — и это было главным и радостным! — пес не чувствовал смерти, нет! Мухи не отравили мужчину до конца, а просто усыпили! Пес коротко и призывно взлаял, пытаясь разбудить приятеля, но тот не отвечал.
Что делать? Пес нервно облизнулся, тихо поскулил, поерзал на брюхе. Потом склонил лобастую голову набок, посучил передними лапами, пряданул ушами. Открыл пасть, высунул жаркий от волнения язык, протяжно зевнул… И все время не отрываясь смотрел на мужчину. И соображал. И так ничего умного и не придумал.
И, наверно, поэтому он забыл про опасность, просто встал и с ободряющим лаем крупными прыжками бросился на помощь человеку…
То, что произошло с ним в следующую секунду, пес помнил впоследствии всю оставшуюся жизнь.
Из-под тела мужчины вырвалась яркая ослепительно белая вспышка света. Пес на мгновение перестал видеть, а когда зрение вернулось к нему, вспышка уже превратилась в ровный световой диск, который накрыл собой траву и хвою вокруг человека. Накрыл так, что землю увидеть сквозь этот свет было уже нельзя, зато на поверхности диска замелькали лица, руки, колеса, деревья, машины, дома — черт-те что! — беспорядочно, смешанно, в нелепых сочетаниях, странно. Пес пропахал землю передними лапами и, задрав зад, испуганно остановился. Он не успел ничего сообразить, только лишь испугался, а диск вдруг подготовительно ужался в размерах и выстрельнул во все стороны лучи света, развернулся огромным светящимся веером над человеком, псом, лесом, вонючей штуковиной, достал до неба, стал гигантским цветастым шатром и… И поглотил собою весь мир!
