А это плохо.
Злая Элька – Элька , делающая глупости…
- Ну вот нафига тебе там жить? Отморозков всяких полно, - продолжает Ромка, ни о чем не подозревая.
И лапа его, наглая, большая, однозначно скользит вниз, собираясь совершить нападение на самую расположенную к ним и от того беззащитную часть моего организма.
И вот это сочетание заботы, которую я не хочу и не прошу, и ласки, от которой я не смогу отказаться, моментально выбешивает.
- Нет.
Я дергаюсь, подхватываюсь и спрыгиваю с кровати.
Ромины пальцы, устремившиеся следом, только пустоту хватают.
- Я домой поехала. Футболку одолжите?
- Ты чего?
Рома садится на кровати, выглядит до того удивленным и растерянным, что я невольно отмякаю.
Господи… Такой лапочка… Ну вот как тут уйдешь?
Но тут встает Дима, во всей своей голой красе, и идет ко мне.
Это выглядит настолько угрожающе, что я невольно пячусь назад.
Смотрю в глаза. Стараюсь, по крайней мере, хотя взгляд сползает. Ниже.
- Иди в кровать, котен, - командует он, и, совершив какой-то непонятный обманный маневр, оказывается рядом и подхватывает на руки. А я в таком офигении, что даже не сопротивляюсь. Только смотрю в его мрачное лицо, слышу веселый смех Ромки:
- Давай ее сюда, Димас! Будем убеждать!
- Ээээ… Неееет… - это, собственно, все, что мне удается сказать.
Потому что потом меня начинают убеждать.
Убедительно так убеждать.
21. Во всем виновата обувь!
- Девушка, мне ваш фирменный салат, только без масла. Совсем. И без петрушки. И без каперсов.
Манерно оттопыренный пальчик, светлые выглаженные до блеска волосы, показательно небрежно брошенная Гермес. Чтоб всем сразу было понятно – настоящая. Лично у меня в этом серьезные сомнения, но кто я такая? Официантка, безликое существо.
Я киваю, повторяю заказ, чтоб, не дай Бог, чего не забыть, и бегу к терминалу.
Там какое-то время жутко туплю, потому что программу мне Алла показывала, но очень быстро и тоже с оттопыренной презрительно губой. Такие все доброжелательные, пи**ц просто. Интересно, с чего это так?
Вроде как наоборот, должны бы радоваться, что в их полку прибыло, и что хоть немного нагрузка спадет. Или не рады? Чай на всех делить придется? Так вроде нет… Ринат ясно все объяснил, когда проводил первичный инструктаж. Чай не делится, если гости слишком наглые или хватают за зад, сразу говорить ему. А он уже сам разбираться будет.
Это, честно говоря, особо радует. Потому что в той шарашке, где я подрабатывала до этого, если тебя хватают за зад, ты улыбаешься и машешь.
А за отдельную плату можешь даже и подмахивать. Вот такое сочетание шашлычки и борделя. Все привыкли, все довольны.
Я только не радовалась. И била по наглым рукам. Потому, собственно, и не задержалась там надолго.
Программа поддается. Я делаю всего пару ошибок. Нормально! Я все же не дура безграмотная, а студентка! Будущий инженер!
Прохожусь взглядом по столикам, может, где чего забрать или добавить. Но нет. Все, вроде, штатно.
Середина рабочей недели, народу не особо много, несмотря на то, что уже девять. Заведение работает до двенадцати. Потом прибираемся и разъезжаемся. Сергей платит доставку на такси.
Вообще, здесь отношение к персоналу нормальное. Человеческое такое. И народ вроде не быдлястый. Ну так, встречаются экземпляры, конечно.
Я принимаю уже готовый коктейль для блондинки, несу. И неожиданно спотыкаюсь. Да так неудачно, что мохито летит прямо на элегантно уроненную на сиденье Гермес. От визга гостьи на мгновение закладывает уши.
Я, каким-то чудом, все же цепляюсь за стол, и не растягиваюсь во весь рост на полу. Извиняюсь, пытаюсь оттереть сумку.
Но визг становится просто запредельным:
- Да ты что? Не смей трогать! Это Гермес, дура тупая! Он стоит, как твоя квартира в Ново-Кукуево, или откуда ты там выползла, такая дура неуклюжая, деревенская овца…
Она еще что-то орет, но с меня хватит. Я сжимаю салфетку в кулаке, и понимаю, что сейчас просто с катушек слечу. И тогда будет уже плевать, что это нужная мне работа, что место неплохое, что я, типа, тихоня и само спокойствие…
Ну не терплю я, когда меня обвиняют несправедливо!
Я же не специально упала на нее!
Просто обувь новая, непривычная.
Рома с утра сгонял в магазин, без меня, потому что из пригодной для носки одежды у меня были только мартенсы. И почему-то идея обрядить меня в них и в какую-нибудь их футболку ни Диме, ни Роме категорически по вкусу не пришлась.
Еще ночью я пожаловалась на то, что нет нормальной черной закрытой обуви, не знаю, почему, к слову пришлось, в перерывах между убеждающими раундами секса.
И утром один из Зверей без разговоров рванул из квартиры, а второй приготовил кофе, напоил меня им.
А потом принудил к разнузданному сексу прямо на кухне.
Ну, как принудил… Наверно, я сама его принудила.
Это он потом заявил.
Потому что сидела, в одной футболке на голое тело ( а вот в чем мне еще сидеть? Белье-то мое не выдержало испытаний зверятами), и смотрела на него. И этого оказалось достаточно, чтоб принудиться.
На кухне секса у меня еще не было.
И, пожалуй, зря.
Потому что определенно это стоило повторить.
Дима, несмотря на свою молчаливость, языком владел хорошо. Даже очень.
Когда он посреди нашего разговора, невинной утренней беседы, замолчал, тяжело глядя на меня, я сначала не почуяла подвоха. Не поняла даже, что случилось такое.
А потом, когда он резко подхватил под мышки и уложил прямо на широкую столешницу, уже было поздно что-то возражать.
Ну а после того, как он, дернув мои бедра на себя, наклонился и широко лизнул прямо там, внизу…
Какие могут быть возражения, о чем вы?
Тут бы удержаться от того, чтоб в голос не закричать.
Я не удержалась.
И кричала. И выгибалась, пытаясь уцепиться неверными дрожащими пальцами хоть за что-нибудь. Со стола летели чашки, миски, сахарница, какая-то еще посуда.
Эта музыка разбавлялась моими стонами, моими мольбами. Потому что в тот момент я не могла определиться, чего больше хочу, чтоб он прекратил меня мучить и остановился, или чтоб он прекратил меня мучить и трахнул уже.
В итоге он выбрал второй вариант.
Вошел в меня, мокрую, пульсирующую, во всю длину, резко. С размахом задвигался, и мое измученное бесконечной ночью и Зверями тело выдало еще один оргазм. Да такой сильный, что я чуть на мостик не встала, по крайней мере, макушкой в столешницу уперлась.
