- Да так... Решила заехать, узнать, как ты...
- Котя. - Мама разлила кофе по чашкам, отставила турку остывать и села напротив, - не увиливай. Что случилось?
Все. Допрос с пристрастием. А я-то хотела бличиками порадовать...
- Вадим пригласил на завтрак. И подвез по дороге. И вообще, я что, не могу просто так к маме зайти? А вдруг, я соскучилась?
- Вадим? Тот самый? - пропустив мимо ушей мой глупый наезд, ухватила суть мамуля, - он же женат?
- Женат.
- Завтрак? А до этого что было? Ужин? Ночь?
Да, железная леди во всей красе. Пожалуй, пора линять. И блинчики заберу. Нечего ее подкармливать.
- Я пошла. - Поднялась я.
- Стоять.
Голос мамуленька не повышала, но ноги подкосились сами.
- Не смей так уходить.
- Я, вообще-то, уже давно совершеннолетняя, - укорила я ее, отпивая кофе для успокоения нервов.
- На мозгах это, похоже, не отразилось никак, - сухо прокомментировала мамуленька, тоже делая глоток и кивая на блинчики, - давай, распаковывай. Попробую , что ты там принесла.
Я потянулась к пакету, стараясь сдержать тяжкий вздох. Похоже, намечается профилактическая беседа.
Последняя такая случилась о пользе предохранения. Мне было двенадцать.
Вышла я от мамуленьки через два часа, совершенно не в настроении, с гудящей головой и явно заметным паром из ушей.
Поэтому притаившемуся в глубине двора Вадиму не повезло от слова абсолютно.
Мельком глянув на альфапокорительную улыбку, я со вздохом плюхнулась на сиденье и отвернулась к окну.
Всю дорогу до дома я отделывалась междометиями и "да" и "нет". Злилась на Вадима, показательно не замечавшего моего дурного настроения и старавшегося меня растормошить.
В конце пути меня накрыло. Сам виноват. Из-за него я сегодня заработала головную боль и предвидела возможный жесткий контроль мамуленьки. А мне, между прочим, двадцать четыре! И я, между прочим, далеко не наивная девочка!
Да я, работая когда-то на мамуленьку и продавая консалтинговые услуги, что всегда в глазах норамльных людей приравнивалось к продаже воздуха, сама умела так разговаривать при необходимости, что взрослые мужики открывали рты и не знали, что сказать!
И почему это не срабатывало с моей железной леди? Почему, каждый раз, получая от нее выговор, я ощущала себя маленькой нашкодившей девочкой?
И кто в этом виноват сейчас?
Конечно, Вадим!
- Катенька, так я заеду вечером? Сходим куда-нибудь... - Вадим вышел, открыл мне дверь машины, изображая из себя кавалера, а затем совершенно неожиданнол привлек к себе и поцеловал. В последний момент я уклонилась и поцелуй пришелся в щеку. Что, впрочем, не смутило, и наглые губы скользнули по шее, к ушку, нашептывая с сексуальной хрипотцой:
- Мне очень хочется тебя снова увидеть, ты же понимаешь?
Да конечно я понимаю! И ты сейчас все поймешь!
- А ты успеешь к вечеру развестись? - я отодвинула его от себя, опять с наивной придурью хлопнула ресницами.
- Развестись? - ага, не ожидал? Получи гранату! А чего это глазки так забегали?
- Да... Потому что с женатыми мужчинами я не встречаюсь.
Я высвободилась из его рук:
- До свидания. Спасибо за завтрак.
- Подожди! - он рванул следом, схватил меня за руку, опять притянул к себе. - Катенька, ну это же так быстро не делается... Ты же понимаешь...
- Вот разведешься - и приходи.
Я дернулась, выворачиваясь из объятий, и забежала в подъезд. Вадим, скорее всего, хотел мне еще что-то сказать, но я уже не настроена была слушать. И терпеть, изображая недалекую дурочку. Хотелось домой, лечь в постель, утащить под бок Бусю и подремать.
Квартира встретила меня убойным грохотом Раммштайн с аккомпанементом Буси.
Прекрасно просто.
Я устало повалилась на кровать, потянулась за берушами, планируя отдохнуть от дурацкого начала дня, когда музыка внезапно смолкла, и злой голос из-за стены поинтересовался:
- Ну, как свидание? Кончила?
Гадский мальчишка! Тебя еще мне, для полного счастья, не хватало!!!
- Завидуешь что ли? - я постаралась сдержать себя. Говорить лениво и расслабленно. Пусть помучается, гад настырный. А то совсем берега попутал.
- Да было бы чему! - в противовес сказанному, голос звучал глухо и зло, так, словно сосед еле сдерживался, чтоб не заорать опять и не застучать в стену своими пудовыми кулаками.
Вот надо же, восемнадцать лет, а кулачищщи размером с мою голову... Как так?
- Тому, что не ты причина! - и зачем я это? Не надо бы провокаций, тем более глупых таких. Сдержаться надо, может, тогда он успокоится и даст мне подремать. Без воплей Раммштайн? А меня прямо за язык дергает что-то, так и хочется сказать гадкое, неприятное, злое. Завел меня все же Вадим, а мамуленька добавила градус злости.
Похоже, все сейчас соседу и достанется.
- Да больно надо! Старая ты для меня, тетя! - опять к тете вернулись? Ну-ну... - А я - парень молодой, сексуально активный, мне много надо, и так, чтоб по-разному. А ты ж, наверно, только миссионерскую и знаешь? А?
- Да мне ее хватило... - так, голос понежнее, позадумчивее, придыхание добавить. Чтоб думал, что вспоминаю и глаза мечтательно закатываю. - Главное, не разнообразие, а мастерство...
- Да у твоего старикана сил не хватило тебя даже придержать! Видел я, как он цеплял тебя у подъезда! - а голос-то все злее, раздраженнее...
Забавно... Наблюдал, значит?
- А у тебя только и хватает сил, чтоб за другими подглядывать! На большее ты не способен, сопляк!
- Да ты овца! Чего ты знаешь обо мне! - все же сорвавшись, заорал Витенька и ожидаемо грохнул кулаками по стене, вызвав у меня довольную улыбку.
Хоть кого-то довела, не только же мне все...
Я с удовольствием подхватила инициативу, отлаиваясь в ответ незло, но язвительно, и выслушивая матерные угрозы и описания того, что он со мной сделает, если доберется.
Злой голос Витеньки заводил меня невозможно, хотелось довести его до белого каления, и я это успешно делала.
Сосед сначала орал, угрожал, затем язвил, методично рассказывая, на что способен и неспособен мой воображаемый любовник, а я поддерживала скандал, не давая ему затухнуть и чувствуя, как уходит напряжение этого утра.
Вот только на место злости и напряга пришло кое-что другое.
Я отчего-то все время держала перед мысленным взором яростные , наверняка ставшие синими от гнева глаза Витеньки, его сжатую челюсть и напряженные манящие губы, его крепкие тяжелые руки со вздувающимися мышцами, его кулаки, упирающиеся в стену, когда он выкрикивал оскорбления.
