— Вот чертова чертовщина, — повторил Ромка любимое выражение Леши Толстико-ва. — Получается, что и Виглянский ночью в сейф полезет?
— А может, эти слова не имеют отношения к сейфу.
— Может, и не имеют, а может, и имеют. Придется нам ночью и за Гошей следить.
— Нам? — повторила Лика. — Ты собираешься здесь ночевать?
— Естественно. Я и фонарик прихватил. — Ромка показал Лике фонарик.
— А как я маме все объясню?
— Ничего не надо объяснять. Мы сделаем вид, будто я ушел. А затем я спрячусь под твоей кроватью. Или вон в шкаф залезу, — кивнул Орешкин на зеркальный шкаф.
Так они и поступили.
Немножко поболтав и выпив чай, который им принесла Ирина Сергеевна, ребята вышли в прихожую.
Ромка громко сказал:
— До свидания, Лика. Лика громко ответила:
— До свидания, Рома.
Потом они на цыпочках побежали в Ликину комнату, и Соломатина закрыла дверь на задвижку.
С этой минуты Орешкин переходил на нелегальное положение.
— Если мама нас застукает, она черт-те что подумает, — шепотом сказала Лика.
— Да уж, — ответил Ромка и вкрадчиво добавил: — Лика, а помнишь, ты обещала меня поцеловать? — Он произнес эти слова вроде бы в шутку, а сам так и замер в ожидании ответа.
— Ты хочешь, чтобы я тебя сейчас поцеловала?
— Да.
— Тогда зажмурь глаза. А то я стесняюсь. Орешкин крепко зажмурил глаза. «Наконец-то…» — с восторгом подумал он.
Тук-тук-тук — раздался стук в дверь. Ромка стремительно нырнул под кровать.
— Кто там? — спросила Лика.
— Это я, — послышался голос Гороховой-Даниловой. — Ты уже спишь, зайчик?
— Собираюсь ложиться, тетя Лиза. — Лика открыла дверь. — А что вы хотели?
— Я буквально на секунду. Завтра же воскресенье. Ты случайно не знаешь, по воскресеньям Музей истории Петербурга работает?
— Работает, тетя Лиза.
— Спасибо, зайчик. Спокойной ночи.
— Спокойной ночи.
Соломатина закрыла дверь. Орешкин вылез из-под кровати.
Они опять сели друг напротив друга.
— Ну, так… — сказал Ромка.
— Зажмурь глаза, — сказала Лика. Ромка зажмурил. Он чувствовал теплое Ли- кино дыхание. Вот сейчас…
Тук-тук-тук — снова раздался стук в дверь. Орешкин шмыгнул под кровать.
— Кто там? — спросила Лика. На сей раз это был Виглянский.
— Лика, извини, я на минутку. Я вот что хотел. Мы же договорились с твоими друзьями завтра на яхте покататься. Но ты ведь болеешь. Может, перенесем прогулку на следующую неделю?
— Я уже выздоровела, Гоша. В понедельник в школу иду.
— Значит, ничего не отменяется?
— Да, не отменяется.
— Ну и отлично. Спокойной ночи.
— Спокойной ночи.
Виглянский ушел. Ромка вылез из-под кровати.
— Мне уже как-то нервенно, — сказала Лика.
— Я закрываю глаза, — сказал Ромка. И он закрыл глаза.
Только Лика собралась его поцеловать…
Тук-тук-тук — постучали в дверь.
«Вот блин горелый», — выругался про себя Орешкин любимым выражением Димки Мо-лодцова, в третий раз оказавшись под кроватью.
В пяти сантиметрах от своего носа он видел ноги Ирины Сергеевны в атласных тапочках.
— Доча, я хотела тебя спросить. Этот мальчик, что сейчас приходил… Роман, кажется?..
— Да, Рома Орешкин.
— У тебя с ним какие отношения?
— Дружеские, мама.
— А что это значит?
— Это значит, что мы с ним дружим.
— А-а. Поняла. Спокойной ночи, дочка.
— Спокойной ночи, мама.
Ирина Сергеевна вышла из комнаты.
Ромка вылез из-под кровати. Ни ему, ни Лике больше целоваться не хотелось. Настрой пропал.
Дождавшись, когда в квартире все улягутся, ребята тихонько вышли в коридор и на цыпочках прокрались в кладовку, которая находилась напротив кабинета Соломатина.
— Ну и темень, — прошептал Ромка. — Мы ж ничего не увидим.
— Зато услышим, — прошептала Лика. — Если шорох раздастся справа, значит, идет Гоша. Если слева — то тетя Лиза. Их комнаты в разных концах квартиры.
Притаившись в кладовке, ребята стали ждать. Прошел час. Буратино не было. Прошел еще час. Буратино не было. Прошел третий час…
И тут…
— Кажется, кто-то идет, — возбужденно зашептала Лика. — Слышишь?..
Орешкин прислушался. Да, кто-то крадучись шел по коридору. Только было не понятно, слева он шел или справа.
— Вроде слева, — сказал Ромка.
— Вроде справа, — сказала Лика.
Пока они гадали, шорох переместился в другой коридор, который вел в прихожую.
— Куда это он?
— В прихожую.
Чуть слышно звякнула дверная цепочка. И все стихло.
— Ушел, что ли? — не понял Ромка.
— Пошли посмотрим.
Они прокрались в прихожую. Орешкин зажег фонарик. Предохранительная цепочка с дверей была снята.
— Ушел или не ушел? — никак не мог понять Ромка. — Вы ночью дверь на цепочку закрываете?
— Когда как, — ответила Лика.
Ромка направил луч фонарика на вешалку.
— Посмотри, вся одежда на месте?
— Да вроде вся, — посмотрела Лика. — Но сегодня на улице тепло, можно и без…
— Тихо, — перебил Орешкин и выключил фонарик.
По коридору опять кто-то крался. Скрипнула дверь.
Ребята тихонько вернулись в кладовку, из кабинета доносился едва уловимый шорох.
— Сейф открывает, — прошептал Ромка. — Открывай, открывай. Ключик-то сломан.
Вскоре неизвестный понял, что сейф ему не открыть.
Дверь снова скрипнула. Ребята навострили уши. Начиналось самое главное. В какую же сторону сейчас пойдет Буратино? Направо или налево?..
И вдруг раздалось громкое хлопанье крыльев.
— Сникер-р-сы! Пампер-р-сы!.. — заорал на весь коридор Франсуа.
Орешкин чуть не заплакал от досады.
— Чертов попугай, — злым шепотом сказал он. — Упустили из-за него Буратино… Упустили…
— Да ничего не упустили, — зашептала в ответ Лика. — Все хорошо, Рома. Тот, кто ушел из квартиры, скорее всего, утром вернется. А значит, он не Буратино. А тот, кто остался, — Буратино.
