Белоснежная «Лика» резво бежала по волнам.
Впрочем, ее ход скоро замедлился, а затем и вовсе прекратился. Потому что прекратился ветер. Паруса безжизненно повисли, и яхта закачалась на зеркальной глади залива.
— А это называется полный штиль, — объяснил Виглянский. — Так что придется нам на время лечь в дрейф. — Он хитро подмигнул ребятам. — Ну, молодежь, давайте соревноваться, кто быстрей доплывет до берега и обратно.
Это предложение особых восторгов не вызвало. Никому не хотелось лезть в холодную весеннюю воду.
Гоша быстро разделся до плавок и вскарабкался на поручни.
— Тогда я один искупнусь! — Он красиво нырнул в воду. И тут же вынырнул, отфыркиваясь. — Ах, хороша водичка!
— Вылезайте скорей! — крикнула ему Катька. — Простудитесь!
— Гоша не простудится, — сказал Соломатин. — Он у нас морж. Эта вода для него даже слишком теплая.
Виглянский, мощно загребая руками, поплыл к берегу.
— Неужели доплывет? — с сомнением произнес Ромка, глядя на едва виднеющийся берег.
— Доплывет, — уверенно ответила Ирина Сергеевна. — И назад приплывет. Гоша — отличный пловец.
Горохова-Данилова, вновь приставив ладонь к глазам, посмотрела на небо.
— И чего он над нами кружит? — сказала она. Ее слова относились к вертолету, который уже третий раз пролетал над яхтой.
Виглянский уже почти скрылся из виду. Надо было долго всматриваться в блестевшую на солнце воду, чтобы увидеть его голову.
Толстиков отправился на камбуз; ему не терпелось поглядеть на вкусные вещи, приготовленные Гошей для пикника.
Остальные ребята присоединились к Ирине Сергеевне и Елизавете Аркадьевне — тоже стали слушать рассказ Соломатина о Брюсселе.
Когда Юрий Владимирович закончил, заговорила Горохова-Данилова.
— Дамы и господа, — с шутливой торжественностью произнесла она. — Можете меня поздравить. Я вышла замуж.
— Как — замуж?! — воскликнула Ирина Сергеевна. — Когда?!
— На позапрошлой неделе, Ирочка. Здесь, в Петербурге. И не только вышла, но еще и обвенчалась в Александро-Невской лавре.
— Айда тетя Лиза! — захлопала в ладоши Ирина Сергеевна. — Главное — никому ни слова! Все тайно!
Старушка довольно улыбалась.
— Я обожаю тайны. Это так романтично — тайно выйти замуж.
— И кто же ваш благоверный? — спросил Соломатин.
— Священнослужитель. Его зовут отец Варений.
— Валерий? — переспросила Лика.
— Нет, зайчик. Варений. От слова «варенье».
Димка и Ромка напряженно замерли. А Катька медленно спросила:
— А где вы с ним познакомились?
— О, это тоже очень романтическая история, — принялась рассказывать Елизавета Аркадьевна. — Мы с ним знакомые детства. И еще тогда любили друг друга. Но так случилось, что мои родители эмигрировали во Францию. И мы с Варением вынуждены были расстаться. С тех пор прошло много-много лет. И вот я приезжаю сюда, иду в лавру и вижу священника. И сердце мне тотчас шепнуло: это он, мой возлюбленный Варений.
— Вот, значит, какая у вас была «подруга»! — смеялась Ирина Сергеевна.
— Да, именно такая, — смеялась и Горохова-Данилова.
Мальчишкам между тем было не до смеха. Они растерянно переглянулись.
А Елизавета Аркадьевна продолжала:
— Варений тоже сразу меня узнал. Мы обвенчались. И начался наш медовый месяц. Ах, как все было прелестно. Я говорила вам, что иду в Эрмитаж и филармонию, а сама спешила на свидание к любимому. Мы даже номер сняли в отеле «Санкт-Петербург»…
— А номер-то зачем? — удивлялась Ирина Сергеевна. — Там же очень дорогие номера.
— Ирочка, что такое деньги в сравнении с любовью? — ответила романтическая старушка. — В этом номере мы оставляли записочки, в которых назначали друг другу свидания.
— Но ведь можно было просто позвонить по телефону и договориться о свидании, — сказал Соломатин.
— Ах нет, Юрочка, — жеманилась Елизавета Аркадьевна. — Я ненавижу телефон… А записочки — это так романтично. Я чувствовала себя молоденькой барышней из восемнадцатого века…
— А что вы писали в этих записках? — спросил Димка (у него даже голос сел).
— Ой, да всякую ерунду, — щебетала Горохова-Данилова. — «Сегодня вечером. Целую», или «На том же месте, в тот же час. Целую», или «В воскресенье. Ночью. Целую».
— «В воскресенье. Ночью. Целую», — вслед за старушкой повторила Катька и посмотрела на Димку: — Вот тебе и шпионские штучки.
Молодцов кисло усмехнулся и отвел глаза.
— И вы, тетя Лиза, ночью, тайком, уходили из квартиры? — недоверчиво интересовалась Ирина Сергеевна.
— Естественно, Ирочка. В этом же вся и соль. Я тихонько прокрадывалась в прихожую, тихонько открывала дверь и выбегала на улицу. А там меня уже ждал мой Варений. И мы с ним гуляли по ночному Петербургу. Бродили по пустынным набережным и площадям… А под утро я тихонько возвращалась назад.
— Елизавета Аркадьевна, — прямо спросил Димка, — у вас была в Париже родственница с такими же именем, отчеством и фамилией, как ваши?
— Да, да, — закивала Горохова-Данилова. — У меня и моей лучшей подруги было одинаковое имя-отчество. А когда она вышла замуж за моего старшего брата, то мы с ней сделались абсолютными тезками. Обе Елизаветы Аркадьевны Гороховы-Даниловы… — Старушка погрустнела, глядя на воду. — Увы, Лизочка и мой брат уже умерли. И лежат теперь на парижском кладбище Сен-Женевьев-де-Буа… — Она вновь взглянула на Димку. — А почему ты меня об этом спросил?..
Димке было уже не до Гороховой-Даниловой, он кинулся к Соломатину.
— Юрий Владимирович, где ваш ключ от сейфа?!
Соломатин опешил:
— Ключ?.. От сейфа?.. Признаться, я не совсем понима…
Димка перебил:
— Я вам после объясню! Скажите — где ключ?!
Профессор расстегнул две верхние пуговицы на рубашке и показал цепочку с ключом.
— Вот он.
Димка пристально вглядывался в ключ.
— Так я и знал! Это Ликин ключ! Видите, зубчик отломан?!
— Какой еще зубчик? — не понимал Соломатин.
— Вы где-нибудь снимали цепочку? — не отвечая на вопрос, спросил Молодцов.
— Снимал, когда в сауну ходил.
— Папа! — закричала Лика. — Гоша подменил тебе ключ!
— Гоша?.. Подменил ключ?.. — растерянно посмотрел на дочку Юрий Владимирович. Затем перевел взгляд на жену: — Ты что-нибудь понимаешь, Ирочка?
Ирина Сергеевна с недоуменным выражением замотала головой. Точно такое же выражение было и на лице Гороховой-Даниловой.
