— Я твои мысли слышу, Люка! Ты не просто так пришел, да? Так… Ангар, Хоган, кибер-полицейский… Люка! Спецподразделение полиции в Трущобу входит! На бронетранспортерах! С трех сторон. Друзей твоих на выходе из города схватили…
Я сразу ей поверил. И тому, что она мысли мои читать может, и видит то, что увидеть отсюда никак нельзя.
— Схватили?! У Красных ворот, значит… А куда повезли?
— В центр куда-то… Там здание с маленькими окошками, кирпичное, территория вокруг него — за колючей проволокой. На тюрьму похоже.
— Не, — говорю, — это не тюрьма, это участок муниципальной полиции. — А сам пытаюсь сообразить, куда Антарес прятать. Я-то думал, что есть у меня еще время из города ее вывести. А вон как все повернулось…
Со стороны Трущобы теперь стали долетать слабые крики, глухой рев киберов, урчание моторов. Психи, только что весело скакавшие по пустырю, притихли и сбились в кучу.
— Они кварталы оцепляют. Улицы блокируют. Каждого встречного проверяют. Люка! Один отряд — три бронетранспортера и еще десяток киберов — свернули от центра в нашу сторону!
Я глянул в сторону городской свалки. Дорога нам открыта только туда. Там, кстати, как это не гадко, можно отсидеться в безопасности. Вряд ли, копы сунутся на помойку. И киберов пожалеют. Правда, на свалке свои обитатели, покруче психов из подземелья… Но с этими «аборигенами» я давно нашел общий язык: еще когда пацаном по кучам их вонючим лазил.
Я хватаю Антарес за руку и тяну на себя:
— Пойдем!
Ей теперь не нужно ничего на словах растолковывать — она мысли мои читать научилась. Вырывается девчонка и говорит:
— Нет, Люка! Я на свалке прятаться не буду! — И гордо так: — Что я, крыса?
Смотрю я на нее внимательно и начинаю понимать: нет теперь прежней Антарес, другая девчонка передо мной. Не пришибленное насекомое, какой я ее три дня назад знал, а гордый маленький человечек. Стоит прямо, вытянулась в струнку, грудки из-под маечки воинственно так топорщатся. И глазки ее умные, темные, блестят. Красивая! Наверно, когда она зверя одолела и силу свою почувствовала, тогда и изменилась…
Порадовался я за нее, конечно. Только ведь одной гордостью и выставленными грудками от смерти не спасешься! И решаю пожестче с ней себя вести:
— Ну, — говорю, — не хочешь, как крыса, прячься, как крот! В подземелье уходи! Только копы сейчас ребят моих допросят и узнают, что ты в метро прячешься. И начнут зачистку тоннелей!
Антарес ножкой топает и выдает:
— И в метро я больше не вернусь!
Ну, думаю, это уже хуже, соображалка у девчонки от всех волнений совсем плохо работать стала. Но не стал орать: стою, думаю, как убедить ее глупостей не делать.
А она вдруг снова приседает и шепотом кричит:
— Вот рохля! Дура! Не вижу ничего вокруг! В одно уперлась, как баран, в Трущобу эту! — И мне: — Люка! Беги! Копы сейчас из станции выходить будут! Они сюда от метрополии по тоннелям шли! Меня искали! — И за голову хватается: — Боже мой! Сколько они этих несчастных в наручники заковали!
— Кого, психов? — спрашиваю глупо. Ну, кого, кроме них, в тоннелях копы еще могли встретить? Только этих, сумасшедших. А раз полиция делает плановую зачистку, то арестовывает всех, кто под руку попадется. И всех несчастных, которые в метро по норам расползтись не успели, сейчас к станции ведут.
Но дело-то не в психах — дело в Антарес!
Я подскакиваю к ней и хватаю за плечи:
— Бежим, дурочка! Бежим! Из Трущоб бронетранспортеры едут, из-под земли сейчас киберы вылезут! Бежим на свалку — там спрячемся!
А она глаза зажмурила — из-под ресниц слезы капают — и головой сильно-сильно мотает:
— Нет, Люка! Нет! Я не пойду! Не знаю почему — не пойду! Мне людей этих, ума лишенных, жалко, и ребят твоих, они хорошие!
— Так ты спасешь их, что ли, дура?! — надрываюсь я. — Т е б я здесь ищут! И тебя потрошить потом будут в трансплантационном центре. А ребят и психов отпустят на все четыре стороны — кому они нужны!
Так я и не узнал, смог бы ее увести или нет. Не узнал. Потому что слышу — за спиной гвалт страшный поднимается, плач и визг. Оборачиваюсь — мама моя! Из-под земли по станционной лестнице наверх ряды психов карабкаются, ряд за рядом, ряд за рядом, и нет им конца, и все эти сумасшедшие — в наручниках! Руки к небу вздевают, визжат, рыдают, балаболят что-то свое, возмущенное, и оглядываются испуганно. И тут из темной дыры выхода из метро раздаются громкие приказы — грубые человеческие голоса орут и рев киберов их перекрывает:
— Поспешай! Держаться строго по четыре в ряду! Быстрее, придурки!
Психи на пустырь вылазят, наручниками звенят, глазами моргают, мимо проходят, на нас с Антарес смотрят. А мы с ней, как завороженные, — мимо них глядим, вниз, на лестницу. Ждем, значит, когда полицейские из метро появятся.
Ладно, там, Антарес, думаю, застыла. Она, похоже, смерти ищет. А я то что здесь делаю? Но — не отхожу от нее. Потому что вдруг понимаю одну простую вещь: раз уж я за ней сюда пришел и раз спасти ее не смог, значит, вместе с ней до конца все выхлебаю. И такая меня вдруг злоба на копов взяла, на жизнь эту нашу, растреклятую, грязную, нищую, бессильную, которая волей Метрополии и тупой силой этих баранов в погонах держится, — передать не могу!
Последний ряд пленных ступил из темноты подземелья на ступеньки лестницы. И тут из метро киберы показались. Сразу пятеро: они, как психи, в ряд шли. А за ними стали на свет и полицейские вылазить. Этих было не меньше, чем сумасшедших в наручниках, — целая куча мордоворотов в синих касках и с лазерными пистолетами в руках на лестницу вывалила.
А мы с Антарес стоим, как идиоты. Наши, «станционные», психи, давно уже разбежались, арестованнные — колоннами в сторону Трущобы прошли. А мы — стоим!
Ну, конечно, все и произошло так, как должно было произойти. Поднимает один из киберов металлическую башку, фиксирует на нас окуляры, останавливается на мгновение, а потом выдает. Бесстрастным таким голосом, но зато очень громко:
— Это объявленные в поиск Антарес Беар Лилит, 16 лет, незаконнорожденная подданая Метрополии! И Люка Капур, 20 лет, житель Трущобы, имеет в молодежной среде кличку Бур!
Мордовороты в голубых касках высунулись вперед, вылупились на нас, а потом как заорут киберам:
— Взять их!
И пять полицейских машин прямо на нас прут. А за ними — отряд копов. И у всех — оружие наизготовку: киберы нас на прицелах нагрудных лазерных пушек держат, а люди — на мушках пистолетов.
И тут мне совсем тошно стало. Не от того, что меня сейчас скрутят, а потом в муниципальном участке метелить будут. Не потому, что потом бесплатно работать заставят на Метрополию — месяца два, а то и полгода буду я на очистных сооружениях говно олигархов месить — нет! Бур — парень Трущобы, его так просто не сломаешь, и говном его не испугаешь: он среди помоек и грязи вырос и все равно человеком остался. Чувствую: трясет меня от страшной мысли, что я сейчас Антарес потеряю. Что не смогу в глазки ее темные заглядывать, на нежные губки ее смотреть, плечики ее худенькие обнимать, защищать ее от Трущобы — от Трущобы-то я ее всегда бы смог защитить!
