На следующий день я уже был у Хозяина Игр и спрашивал, нет ли для меня работы по перевозу наркотиков. Оказалось, работа меня ждала.
Я загрузил звездолет крупной партией проклятого зелья и, как всегда в таких случаях повинившись перед Господом, отправился в путь. Естественно, на то вознаграждение, которое обещал мне Хозяин за совершение запретного рейда, я не мог купить платиновый стабилизатор. Стоимость прибора была чуть ниже стоимости товара, который я взял на борт звездолета. А это означало, что я мог приобрести стабилизатор только в том случае, если бы мне удалось продать наркотики в два раза дороже и половину дохода от операции присвоить себе.
Я так и сделал. Это было трудно. Но мой опыт, знание рынка, моя интуиция, мое умение торговать потребностями и избегать тупиков, тихих заводей торговой реки, сделали свое дело. Мне пришлось посетить не менее десяти планет Союза, переговорить с десятками людей, я опоздал с доставкой денег Хозяину на неделю. Но, когда рассчитывался с ним, стабилизатор был уже у Дэмьена.
Я — мастер продаж, но, к сожалению, не мастер заметать следы тайного предпринимательства. Да и возможно ли было скрыть информацию о провернутой мной операции, если о ней знали столько людей? Эти люди мне не друзья и даже не коллеги. Никто из них ничем мне не обязан, зато, возможно, многим обязан Хозяину… В общем, когда я прибыл на Триоль и рассчитывался с мистером Уолкоттом, он бесстрастно посмотрел на меня блеклыми глазами и тихо произнес:
― Ты хорошо поработал, Марсело. Насколько я понимаю, намного лучше, чем в предыдущих рейдах. Но теперь ты мой должник. Понимаешь, почему? И сколько ты мне должен?
Во мне поднялась тревога, вызвала легкую тошноту и тут же исчезла. Я не испугался — просто не ждал такого поворота событий. «Быстро! — подумал я. — Быстро работают фискалы Хозяина! Да, дело действительно у него поставлено талантливо! Прекрасно поставлено дело, нечего сказать!»
Я не замедлил с ответом. И так как мое первое правило в переговорах — четко определять отношения с контрагентом, а также сроки и суммы сделок, сказал:
― Понимаю, мистер Уолкотт. Приношу свои извинения за самодеятельность, но, думаю, вы не заставите меня оправдываться. Я вам должен… — И я назвал ту сумму, которую только что ему отдал.
― Правильно, мальчик, ― поощрительно проблеял Хозяин. — А отдашь ты ее мне через…
Он замялся и вопросительно взглянул на меня. Он не знал, на что мне понадобились деньги, и потрачены ли они. Если их у меня уже нет — а он знал, что я на мели и в таком положении буду оставаться довольно долго, ― то требовать вернуть долг через день, через месяц или даже через два было для него… невыгодно. Он не хотел обращаться со мной так, как поступил бы с любым другим должником. Он не собирался назначать нереально короткие сроки возврата денег, потом — штрафные санкции и в конечном счете делать из меня дойную корову. Во-первых, он ценил меня как источник информации о «приливах» и был мне обязан за те советы, что я ему давал. А во-вторых, он знал, что Марсело Форлан — слишком сложен и опытен для того, чтобы можно было беспроблемно его «доить». С другой стороны, если деньги у меня, то…
Я пришел ему на помощь:
― Мистер Уолкотт, я бы отдал вам всю сумму сейчас, но деньги уже потрачены. Слово звездного торговца. Отдать их вам я смогу не раньше чем через полгода. Не раньше.
Он сразу поверил моим словам. И показалось, даже обрадовался — тому, что не пришлось на меня нажимать, угрожать и, следовательно, необратимо портить наши отношения. Ясно, Марсело Форлан был ему нужен. С другой стороны, если бы я повел себя «неправильно», мафиози Уолкотт, верный принципам своего «дела», был бы вынужден принять «соответствующие меры». И никакие соображения — все-таки он разговаривал не с кем-нибудь, а с «другом» Марсело, он сам присвоил мне этот статус! ― никакая выгода не могли бы заставить его поступить иначе. И тогда он навсегда потерял бы ценного консультанта в вопросах вложений средств…
― Прекрасно, ― улыбаясь бесцветными губами, сказал он. — Через шесть месяцев ты отдашь мне этот долг. И больше так не делай, мой мальчик, ― с сочувствием в голосе попросил он. — Ты многого не знаешь, занимайся своим честным бизнесом. И давай останемся друзьями. По рукам?
Он бодро улыбнулся и протянул мне руку. Как тогда, в день нашего знакомства.
А что я? Я пожал ее. У меня не было выбора. В период торговой депрессии иметь такого активного, «неувядающего» работодателя, как Уолкотт, ― большая удача. Я буду возить его грузы, думал я, его наркотики, продержусь несколько месяцев, а в период «прилива» заработаю столько, сколько надо, чтобы отдать долг и к тому же после этого уверенно стоять на ногах. Хочет дружить — пусть. Только через полгода за мои советы ему придется очень дорого — мы же друзья! — платить…
Как ни странно, но после столь неприятного во всех отношениях инциндента мы стали видеться чаще. Уолкотт вдруг проявил ко мне нескрываемый интерес и приблизил к собственной персоне. Может быть, Марсело Форлан стал ему интересен после того, как продемонстрировал, что способен совершать дерзкие операции прямо под носом такого страшного паука, каким, по сути, был Хозяин Игр? Или он решил заполучить меня в свою мафиозную организацию, постепенно посвятить в свои планы, увлечь, сделать полностью «своим»? Чтобы я работал и жил для него, а не для себя?
Не знаю. Я не отказывался от общения с ним, но всегда держал ухо востро — я не забывал, какую железную хватку имеет этот монстр с вялыми бледными руками. Мы стали частенько засиживаться вдвоем в его кабинетах — то на Корунде, где он проводил Игры инопланетян, то на Триоле, в его замке. Говорили обо всем, он оказался остроумным и приятным собеседником. Но вот что меня настораживало. Во время каждой нашей встречи он немалую часть времени посвящал тому, чтобы узнать обо мне побольше. Он расспрашивал об интернате в Монтевидео, о курсах космических пилотов, о моей работе, задавал очень много вопросов о моем видении товарно-денежных отношений…
Я не скрывал от него ничего — в моей жизни не было такого, что стоило скрывать.
Об одном я не рассказывал моему дотошному интервьюеру: о своей любви к Джен Мередит.
Не рассказывал. Но вот однажды, вначале нашей очередной «дружеской» встречи, он выставил особенно вкусный коньяк. Зато его слуги принесли не очень много закуски. И я, пришедший к столу прямо с корабля, усталый и голодный после рейда, так здорово напился, что лишился обычной уравновешенности.
Посреди вечера я почувствовал, как с невообразимой силой во мне поднялась задавленная работой, последними заботами и неприятностями горечь несбывшейся любви…
Он, видимо, что-то прочел на моем лице, уловил мое состояние и сказал несколько сочувственных слов…
И я заплакал. Боже мой, я заплакал перед этим монстром, единственным человеком во всей Вселенной, который сумел увидеть во мне невыносимую боль и постарался ее умерить! И я открыл ему свою душу. Рассказал о Джен. И о Дэмьене. И о том, что давно собираюсь его убить, но все никак не могу собраться с духом. И помню, что именно в тот момент я ощутил: время мое настает, ожиданию приходит конец. Отравленная душа и окаменевшее сердце готовы к тому, что я задумал несколько лет назад.
