Мале в тюрьме
«Сенат экстренно собрался и объявляет, что Наполеон Бонапарт изменил интересам французского народа, он издевался над народной свободой, судьбой и жизнью соотечественников… Нескончаемая война, ведущаяся с вероломством, вызванная жаждой золота и новых завоеваний, дает пищу честолюбивому бреду одного-единственного человека и безграничному корыстолюбию горсти рабов, начала политической жизни истощаются день за днем в делах сумасбродного и мрачного деспота.»
Из листовки, которую планировалось расклеить в 1808 году на улицах Парижа
Здесь Мале начинает готовить переворот. Вместе с содержащимся тут же аббатом Лафоном, стойким противником бонапартистского режима (правда, из совершенно других, сугубо клерикальных соображений), он разрабатывает проекты декретов, которые после удачи задуманного выступления должен принять Сенат. Главное — низложение правительства империи и передача власти Временному правительству. В его состав планируется ввести Матьё де Монморанси, аристократа, примкнувшего в свое время в Учредительном собрании к депутатам от 3-го сословия, находящегося пока в эмиграции знаменитого генерала Моро, создателя революционной армии и «Организатора победы», великого математика Лазара Карно, маршала Ожеро, считающегося оппозиционером, известного востоковеда графа де Вольней и еще несколько человек. Себе же Мале оставляет командование войсками, расквартированными в Париже и его окрестностях.
Далеко не все те, на кого Мале рассчитывает, в курсе его замыслов. Сознательными участниками заговора были, по сути, всего несколько человек. Один из них генерал Лагори, сидящий в тюрьме по давнему делу «заговора Пишегрю и Моро»; они давно знакомы с Мале. Связь между ними поддерживает возлюбленная Лагори Софи Гюго, мать знаменитого в будущем писателя. Еще один, кто был в курсе планов, — генерал Гидаль, располагавшийся в одной из соседних с Лагори камер после того, как пытался в январе 1812-го поднять пробританский мятеж в Марселе. На этих решительных людей, которым к тому же было не так уж много что терять, и рассчитывал в первую очередь глава заговора.
«Мале искренне вошел в революцию и исповедовал ее принципы с большим жаром.
Для заговора обладал характером, который имели древние греки и римляне».
Савари, герцог Ровиго, министр полиции Франции в 1810–1814 годах
Выступление
Часто пишут, что Мале стремился воспользоваться неудачами Наполеона в России. Это вряд ли так: к моменту его выступления неудачи еще не начались, в Париже еще не знали даже о начавшемся за три дня до этого оставлении Москвы. Мале хотел реализовать сценарий 1808 года: объявить о гибели императора за границей и свергнуть его режим, опираясь на видимость республиканских институтов, которым придавал большое значение.
В ночь с 22 на 23 октября (именно этой ночью в далекой России партизанский отряд капитана Сеславина обнаружил армию Наполеона на Калужской дороге) Мале и Лафон выбрались из лечебницы и отправились на конспиративную квартиру, где их ждали несколько заговорщиков. Роялист Лафон не собирался принимать участие в перевороте в пользу Республики и под благовидным предлогом скрылся, а Мале развернул бурную деятельность, в результате которой на несколько часов значительная часть Парижа оказалась под его контролем: освободил из тюрьмы генералов-единомышленников, произвел назначения, распропагандировал некоторые части Национальной гвардии, застрелил столичного коменданта, арестовал нескольких «силовиков» во главе с министром полиции Савари.
«Мятеж не может кончиться удачей…»
«…В противном случае его зовут иначе», — за два столетия до описываемых событий мудро заметил английский поэт Джон Харрингтон. Вся эта успешно до поры до времени разворачивавшаяся авантюра была остановлена двумя решительными офицерами, полковниками Дусе и Лабордом (последний накануне получил подписанные Наполеоном свежие бумаги и понимал, что заявление Мале — блеф). Пришедшая в себя полиция арестовала более 20 участников заговора. «Городу и миру» объявили, что слухи о смерти императора «сильно преувеличены».
«Трое бывших генералов, Мале, Лагори и Гидаль, обманули нескольких национальных гвардейцев и направили их против министра полиции, префекта и военного коменданта Парижа. Против всех троих было совершено грубое насилие. Мятежники распустили слух о смерти императора. Эти экс-генералы арестованы и будут отданы в руки правосудия. В настоящее время Париж абсолютно спокоен».
Официальное сообщение от 23 октября 1812 года
Военно-полевым судом «дирижировал» лично военный министр генерал Кларк. В свое время он был приставлен Директорией к молодому генералу Бонапарту в качестве соглядатая, но полностью подчинился его власти, за что сначала имел неприятности, а потом — многочисленные отличия. Председательствовал генерал Эме, в прошлом — министр, ныне — сенатор. Все было предрешено (да и, строго говоря, доказательств хватало на два расстрела, особенно в условиях военного времени) заранее, приказ министра о создании гвардейской расстрельной команды был отдан, когда суд еще не начался. Судьи старательно придерживались процедуры, Эме даже предоставил слово стороне защиты, хотя ни одного адвоката на суде не было. С учетом количества обвиняемых — 24 человека — соблюдение формальностей заняло целый день 27 октября. Мале пытался выгораживать своих сообщников, утверждая, что они лишь повиновались ему как старшему по званию, но на членов трибунала это не произвело большого впечатления, как и ответ подсудимого одному из судей на вопрос «Кто ваши сообщники?»: «Если бы переворот удался — вся Франция и даже вы, месье». 14 обвиняемых были приговорены к расстрелу, остальные — лишены званий и наград и отправлены в тюрьму.
По слухам, в день казни Мале перехватил инициативу у командира расстрельного взвода и руководил собственным расстрелом. Может быть, по крайней мере, это было бы в его стиле.
«На Наполеона этот эпизод (при всей несуразности) произвел сильное впечатление.
Чуялось, что его присутствие в Париже необходимо».
Е.В. Тарле. «Наполеон»
Наполеона этот заговор крайне беспокоил: он явственно показал шаткость возведенной им конструкции, основанной исключительно на его личном авторитете. Его поразило, что никто из тех, кто поверил в его смерть, даже не вспомнил о законном наследнике — его сыне, полуторагодовалом «римском короле». Умнейший Талейран отреагировал на случившееся фразой: «Это начало конца».
И, надо признать, как в воду глядел.
15. Преданный граф
(суд над крестьянами, убившими Настасью Минкину, возлюбленную графа Аракчеева, Российская империя, 1825)
«…Я одной смерти себе желаю и ищу, а потому и делами никакими не имею сил и соображения заниматься. Друга моего зарезали ночью дворовые люди, и я не знаю, куда еще осиротевшую голову свою преклоню; но отсюда уйду», — писал генерал от артиллерии граф Алексей Андреевич Аракчеев императору Александру I в Таганрог. «Приезжай ко мне, у тебя нет друга, который бы тебя искренно любил. Место здесь уединенное. Будешь ты жить, как сам расположишь. Беседа с другом, разделяющим твою скорбь, несколько тебя смягчит», — отвечал графу император.
