Губернатор был растерзан толпой, гарнизон отказался повиноваться офицерам, часть войск перешла на сторону мятежников. Севастопольцы бросились громить квартиры провиантских и карантинных чиновников. К вечеру город полностью оказался в руках восставших. На следующий день оставшийся «за старшего» комендант генерал Турчанинов снял все внутренние посты, разделявшие город на сектора, отодвинул внешнюю линию заслонов на две версты и разрешил богослужения.
«Решительные меры»
Тем временем генерал-губернатор Новороссийского края Михаил Семенович Воронцов и командующий Черноморским флотом адмирал Алексей Самуилович Грейг получили от императора указание «взять решительные меры».
7 июня в город вошли части дивизии генерала Тимофеева. Сопротивления им не оказывалось. Начались массовые аресты.
Было высочайше приказано учредить следственную комиссию во главе с самим Воронцовым. Военачальник знал толк в бюрократии и образовал в ней несколько подкомиссий: по приему жалоб (отдельно — по морскому ведомству, отдельно — по армии), по изысканию причин возмущения, по определению убытков. Само собой, создали и военно-судную комиссию под председательством генерала Карла Леонтьевича де Жерве «для разыскания виновных и суда над ними на основании военнополевого судопроизводства».
Если наказание виновных было в глазах генералов и адмиралов делом сугубо техническим, то определение причин мятежа — весьма и весьма политическим. Грейг мечтал увидеть в списке виноватых исключительно штатских и армейских, в списке награжденных — флотских; Воронцов же ровно наоборот.
Холера попирает и победителей и побежденных. Британская карикатура. 1831 г.
«Воронцов, управлявший всеми действиями комиссии, употребил все возможные средства, чтобы причины бунта остались сокровенными, или какие не подвергали бы опасности чиновников местного начальства, как то: карантинных, медицинских и др.».
Секретный рапорт коменданта Севастополя Толстого адмиралу Грейгу
Взаимные попытки двух полководцев подсидеть оппонента продолжались несколько лет и завершились тем, что склоку вынужден был разбирать Комитет министров, меланхолически констатировавший, что «настоящее дело превратилось ныне более в личные пререкания между двумя высшими чиновниками, ограждающими себя от взаимных обвинений», и предложивший ввиду невозможности установления истины дело прекратить. На том и порешили.
Комиссия по приему жалоб тоже изрядно потрудилась, постановив, например, что жалобы 26 горожан (из них 19 женщин) на то, что в дни ужесточения карантина их выпороли единственно за просьбу выдать им казенное пособие, «являются вымышленными в оправдание нарушаемого ими порядка» (а мы все спрашиваем, где Гоголь брал сюжеты).
Суд скорый и неправый
Военно-полевые суды, составленные преимущественно из офицеров тимофеевской дивизии, ввиду военного времени («не время миндальничать, Отечество в опасности!») тоже правовыми изысками себя не утруждали, тем более что объем работы им был задан и впрямь колоссальный: предполагалось рассмотреть дела примерно шести тысяч человек. Для этого командиры частей составили на всех своих подчиненных матросов, солдат и мастеровых, находившихся в дни мятежа в городе, именные списки с указаниями, кто где находился 3 и 4 июня. Офицерам приказано было подать про себя соответствующие рапорты. За этой важной работой был установлен перекрестный контроль нескольких ведомств, в результате чего выявили преступные попытки нескольких младших офицеров скрыть участие своих людей в волнениях; их тут же отдали под суд.
Надежды судей на то, что бунтовщики будут выгораживать каждый себя и топить друг друга, не оправдались: и военные, и штатские участники событий держались примерно одинаковой позиции «не был, не участвовал, не видел», а при наличии прямых уличающих показаний — «был увлечен толпой против своей воли», и друг на друга не валили. Судей это, впрочем, не остановило, и они, широко применяя статью 137 петровского «Артикула воинского», стремительно штамповали приговоры.
В нашем распоряжении сегодня есть сведения о 1191 (из 1580) подсудимых: 626 человек было приговорено к смертной казни, 382 — к лишению всех прав состояния («гражданская казнь»), 30 человек — к тюремному заключению.
Устраивать массовые казни власти не хотели. Воронцов утвердил только семь смертных приговоров, остальным заменили шпицрутенами (от пятисот до трех тысяч ударов; несколько человек умерли по результатам этой «милости») с последующей каторгой, а лишенных прав освободили от этого наказания, заменив его ссылкой в Сибирь с конфискацией имущества.
Всякий бунт, возмущение или упрямство, без всякой милости имеет быть виселицею наказано.
Толкование: В возмущении надлежит винных на месте и в деле самом наказать и умертвить. А особливо ежели опасность в медлении есть, дабы чрез то другим страх подать и оных от таких непристойностей удержать (пока не разширитца) и более б не умножилось.
Артикул воинский 1715 года, статья 137
«Крайним от начальства» был назначен генерал Турчанинов: обладателя трех боевых орденов и золотой шпаги «За храбрость» обвинили в малодушии и разжаловали в рядовые. Через несколько месяцев он умер, не вынеся позора.
В финале нашумевшего «Союза спасения» появляется титр, на котором о Николае I говорится: «Казнь пяти декабристов была единственной за все его тридцатилетнее правление». Это неправда.
20. Двойной бурбон, или Задачка по генетике
(ряд попыток Карла Вильгельма Наундорфа доказать в суде, что он — сын короля Людовика XVI, Франция, 1834–1841)
В истории криминалистики есть десятки знаменитых загадок, до недавнего времени являвшихся принципиально неразрешимыми: «дело» Жанны дез Армуаз, весьма удачно выдававшей себя за избежавшую руанского костра Орлеанскую деву; «дело» царевича Дмитрия, то ли погибшего в Угличе, то ли ставшего московским царем Дмитрием Ивановичем; «дело» «Железной маски», по распространенной версии бывшего братом-близнецом Людовика XIV, и целый ряд других, не менее известных. Написаны тысячи томов, в каждом случае выдвинуты сотни аргументов «за» и «против», но надежды на обретение окончательного ответа до сравнительно недавнего времени казались призрачными.
Однако новые перспективы замаячили на горизонте в середине 1980-х годов, когда британский генетик Алек Джеффриз создал метод ДНК-дактилоскопии, успешно применяемый сегодня для решения различных вопросов: от установления отцовства до идентификации останков и доказательства виновности или невиновности подозреваемых в преступлениях. Разумеется, новые надежды не могли не появиться и у историков, а также всех любителей истории вообще и ее загадок в частности.
Одной из наиболее свежих сенсаций стали результаты проведенной в марте 2014 года предварительной генетической экспертизы останков Карла Вильгельма Наундорфа, скромного берлинского часовщика и одного из наиболее настойчивых и достоверных претендентов на роль «чудом спасшейся» знаменитой особы. Для того чтобы оценить степень сенсационности имеющихся на сегодняшний момент результатов, нам необходимо вначале перенестись на 220 лет назад, в охваченную революцией Францию.
