После того как адвокаты ответили на возражения обвинителей, последнее слово было предоставлено Бейлису. Совершенно измученный физически и нравственно двумя с половиной годами заключения и пятью неделями процесса, он смог произнести только: «Господа судьи, в свое оправдание я бы мог много сказать, но я устал, нет у меня сил, говорить не могу. Вы сами видите, господа судьи, господа присяжные заседатели, что я невиновен. Я прошу вас, чтобы вы меня оправдали, чтобы я мог еще увидеть своих несчастных детей, которые ждут меня два с половиной года».
Противоречивый вердикт
Присяжные совещались около полутора часов. Их вердикт счел установленным, что «…в одном из помещений кирпичного завода… тринадцатилетнему мальчику Андрею Ющинскому… были нанесены колющим орудием. раны. давшие. обильное кровотечение, а затем, когда у Ющинского вытекла кровь в количестве до пяти стаканов, ему вновь были причинены таким же орудием раны. каковые ранения. вызвав мучительные страдания у Ющинского, повлекли за собой почти полное обескровливание тела и смерть его». По второму вопросу, о вине лично Бейлиса, присяжные ответили: «Нет, невиновен».
Вскоре после суда Бейлисы эмигрировали в Палестину, а после Первой мировой войны осели в Нью-Йорке. Менахем Бейлис написал о следствии и процессе книгу «История моих страданий» и скончался в США летом 1934 года.
Антисемитская литература по сей день распространяет утверждение, что присяжные сочли доказанным наличие у евреев кровавых жертвоприношений. Нетрудно убедиться, что для подобной интерпретации нужна немалая фантазия. Вопрос о том, почему вердикт счел установленным факт убийства именно на заводе и, вопреки мнению большинства экспертов-медиков, в него попала именно такая трактовка способа умерщвления, остается дискуссионным. Никто из присяжных заседателей воспоминаний не оставил. Вероятно, чувствительные к общественной атмосфере, в которой слушалось дело, они интуитивно нащупали своего рода компромисс между двумя непримиримыми позициями.
Дело Бейлиса часто называют самым значительным процессом дореволюционной России. Значительным не по формальным показателям, а по степени общественного напряжения вокруг процесса, по международному, без преувеличения, резонансу. Сегодня соблазнительно увидеть в нем концентрированное выражение многих из тех проблем (консервативный правительственный курс, неравноправие народов, разгул шовинизма), которые через четыре года покончат со старой Россией. Так ли это было на самом деле — сейчас уже трудно понять…
38. Ответить за все
(суд над бывшим военным министром Сухомлиновым по обвинению в измене и пренебрежении служебными обязанностями, Российская республика, 1917)
Любая неудача вызывает острое желание найти ответственного; неудача грандиозная предполагает, что наказано должно быть, по-гоголевски выражаясь, Значительное Лицо. Чем значительнее — тем лучше. Так было, так есть. Так будет.
«Глупость или измена?»
Участие России в Первой мировой войне с самого начала как-то не задалось. Гибель большей части Второй армии генерала Самсонова в Восточной Пруссии была «первой ласточкой»; затем «Великое отступление» 1915 года на фоне нарастающего «снарядного голода», замена дельного великого князя Николая Николаевича на посту главнокомандующего совершенно для этой должности непригодным императором Николаем II, «министерская чехарда» (за два с половиной года войны в России сменились четыре председателя Совета министров, шесть министров внутренних дел, по четыре военных министра, министра юстиции и министра земледелия) — все это требовало объяснения. От патриотического подъема, охватившего российское общество летом 1914-го, мало что осталось. Лидер кадетов Милюков сформулировал: «Что это, глупость или измена?»
Об измене шептались в окопах, открыто говорили в очередях и гостиных, на измену прозрачно намекали газеты. Дело полковника Мясоедова, выполнявшего не вполне понятные функции при одном из армейских штабов на Северо-Западном фронте и обвиненного весной 1915-го в шпионаже, равно как и другие шпионские скандалы, убедили общество в том, что измена свила прочное гнездо в армии; фигура Распутина и немецкое происхождение императрицы породили уверенность в том, что изменники окружают императора. Сегодня очевидно, что Мясоедов не был предателем, что Распутин был противником войны с Германией по убеждениям, а не за деньги германского Генштаба, а Александра Федоровна и вовсе придерживалась вполне патриотических настроений, но в разгар боев страна жаждала показательных расправ. На роль «козла отпущения» был назначен военный министр, генерал от кавалерии Владимир Сухомлинов.
«Говорят, что один член Совета министров, услышав, что на этот раз Государственная дума собирается говорить об измене, взволнованно вскрикнул: «Я, быть может, дурак, но я не изменник». Господа, предшественник этого министра был несомненно умным министром, так же как предшественник министра иностранных дел был честным человеком. Но их теперь ведь нет в составе кабинета. Так разве же не все равно для практического результата, имеем ли мы в данном случае дело с глупостью или с изменою?»
П. Н. Милюков, речь на заседании Государственной думы 1 ноября 1916 года
Козел от кавалерии
Служебный путь Сухомлинова от корнета до генерала от кавалерии — пример блестящей военной карьеры. Окончил Академию Генштаба по первому разряду, отважно («Георгий» 4й степени и Золотое оружие) повоевал на Балканах, служил под началом у Куропаткина и Драгомирова, преподавал тактику великим князьям, командовал гвардейским полком, потом кавалерийской дивизией, в тревожные годы Первой русской революции был командующим Киевским военным округом и генерал-губернатором. Его назначение на пост военного министра в 1909 году после недолгого пребывания в должности начальника Генерального штаба выглядело вполне закономерным.
Единственное пятно на мундире (которое, впрочем, по тем временам вполне могло погубить карьеру) Владимира Александровича было оставлено шумным бракоразводным процессом женщины, на которой он позже женился. Муж Екатерины Бутович, урожденной Гошкевич, богатый помещик, категорически не хотел разводиться. Процедура заняла несколько лет и сопровождалась подробностями, немало повредившими репутации тогда еще генерал-губернатора. Женитьба осложняла жизнь военного министра не на шутку: мужа «разведенки» не принимали «в свете», по столице ползли слухи о многотысячных тратах «министерши» (Екатерина Викторовна, начинавшая свою взрослую жизнь с 25-рублевого жалованья, и впрямь любила шик) и ее сомнительных знакомствах.
Сегодня, с высоты прошедших ста с лишним лет, можно «без гнева и пристрастия» сказать, что Сухомлинов немало сделал на своем посту для подготовки к войне. При нем активно шло формирование новых корпусов и обучение резервистов, внедрялись технические новинки (пулеметы, автомобили, авиация), была усилена разведка и создана контрразведка. Наверное, кто-то на его месте мог бы сделать больше, но утверждать, что он не готовил армию к предстоящим сражениям, — значит сильно погрешить против истины. Однако дела пошли так скверно, что это уже не имело значения. Под давлением окружения (и особенно ненавидевшего министра Николая Николаевича) в июне 1915-го император уволил Сухомлинова от должности.