Именно Гесс санкционировал применение газа «Циклон-Б», использовавшегося в качестве инсектицида, для быстрого умерщвления больших групп людей (идея была не его, а заместителя, но хороший начальник не обязан все изобретать сам, он должен правильно расставлять способные кадры и поощрять их разумные инициативы). Именно Гесс добился «расширения производственных площадей» в ходе «национал-социалистического соревнования с коллегами из «Треблинки»: «Другое усовершенствование, которое мы провели по сравнению с лагерем «Треблинка», было то, что мы построили нашу газовую камеру так, что она могла вместить две тысячи человек одновременно, а в «Треблинке» десять газовых камер вмещали по 200 человек каждая». Именно Гесс разработал набор приемов, направленных на то, чтобы жертвы до последнего тешили себя надеждой на спасение: «В «Треблинке» жертвы всегда знали, что они умрут; у нас жертвы думали, что их подвергнут санитарной обработке. Конечно, часто они догадывались о наших действительных намерениях, и иногда начинались бунты и возникали затруднения. Очень часто женщины пытались спрятать своих детей под одеждой, но, конечно, когда мы обнаруживали их, мы отправляли их в камеры уничтожения». «Возникали затруднения», как некстати; но мы справлялись…
Гесс на процессе в Варшаве
По масштабам совершенного — а Гесс и его подчиненные убили в «Аушвице» с 1940-го по 1943-й, когда его сменил на посту коменданта Артур Либехеншель, не менее миллиона человек, — он должен был бы сидеть на скамье подсудимых «большого» Нюрнбергского процесса, но его разыскали только через полгода после начала заседаний. Впрочем, «Аушвиц» располагался на территории Польши, и убитые в нем были преимущественно польскими гражданами, поэтому суд над «идеальным палачом» закономерно происходил в Варшаве.
«…Те германские офицеры и солдаты и члены нацистской партии, которые были ответственны за вышеупомянутые зверства, убийства и казни или добровольно принимали в них участие, будут отосланы в страны, в которых были совершены их отвратительные действия, для того чтобы они могли быть судимы и наказаны в соответствии с законами этих освобожденных стран и свободных правительств, которые будут там созданы».
Декларация об ответственности гитлеровцев за совершаемые зверства («Московская декларация») 1943 года
Идеальный подсудимый
У следователей и прокуроров, работавших по окончании войны с подозреваемыми в совершении военных преступлений и преступлений против человечности, немного было столь образцовых «подопечных», как Рудольф Гесс. Из него не то что не приходилось «тащить клещами» показания — нет, напротив, он давал их при каждом удобном случае. При этом они были развернутыми и, как правило, согласовывались с известными фактами. За год с небольшим, прошедший с момента ареста Гесса британцами в марте 46-го до его казни, он успел выступить в качестве свидетеля на Нюрнбергском процессе, потом на одном из «малых» процессов, проводившихся американской военной администрацией, и в качестве обвиняемого — перед польским Верховным национальным трибуналом; кроме этого, он написал книгу воспоминаний. Все его показания были откровенны, он почти не пытался «спрятаться» за Гиммлера и других начальников — он и вправду действовал по их приказу, а когда проявлял инициативу — честно докладывал об этом судьям. Гесс не пытался выкрутиться или оправдаться, он, конечно же, понимал, что его ждет. Он только хотел, чтобы его правильно поняли.
«Большинство из вас знает, что такое видеть сто, или пятьсот, или тысячу уложенных в ряд трупов. Суметь стойко выдержать это, не считая отдельных случаев проявления человеческой слабости, и остаться при этом порядочными — именно это закалило нас. Это славная страница нашей истории, которая еще не была написана и которая никогда не будет написана».
Генрих Гиммлер на совещании руководства СС, 4 октября 1943 года
Он откровенно беседовал с судебными психиатрами, он был четок в даче показаний следователям и даже нередко возвращался к уже рассказанному по своей инициативе, дополняя материалы следствия. Большинство его ответов на всех трех процессах начинались с «Jawohl!» — «Так точно!». Он всегда ценил тех, кто добросовестно делает важную для общества работу; следователи, прокуроры, судьи в Нюрнберге и в Варшаве добросовестно делали свою работу, и он помогал им изо всех сил. Можно только догадываться, какие чудовищные проклятия крутились на языке у Геринга, Кальтенбруннера, Поля, когда они слышали эти по-бухгалтерски точные и исчерпывающие показания…
Когда после двухнедельного разбирательства его приговорили к смертной казни, Гесс не стал тревожить президента Польши просьбой о помиловании. Вместо этого он написал письмо прокурору, где извинился перед Богом и людьми за совершенное. Конечно, чужая душа — потемки, но, сдается нам, дело не в раскаянии. Готовившийся в ранней юности стать священником, он твердо помнил, что так положено, и не хотел, чтобы там его упрекали: «Как же так, Рудольф, ведь есть же правила, в конце концов!..»
48. Малый Нюрнберг
(суд над нацистскими судьями, Германия, 1947)
«…Суд считает, что подсудимые несут ответственность за свои действия. Те, кто носил мантию и выносил приговоры другим. Те, кто участвовал в подписании указов и отдаче распоряжений, целью которых было убийство других. Те, кто благодаря своему положению активно проводил в жизнь те законы, которые были противозаконны даже в рамках германского правосудия. Главный принцип уголовного права в любом цивилизованном обществе заключается в следующем: тот, кто склоняет к убийству другого, тот, кто дает другому оружие убийства, тот, кто потворствует убийству, — виновен».
Эти слова американский кинопродюсер и сценарист Эбби Манн вложил в уста судьи Хейвуда, главного героя драмы «Нюрнбергский процесс» (Judgment at Nuremberg). В знаменитом фильме 1961 года, снятом великим Стенли Крамером и названном впоследствии Американским институтом киноискусства «одной из величайших юридических картин в истории», эту роль исполнил выдающийся актер Спенсер Трейси. Этот фильм — об ответственности человека за то, что он делает, искренне полагая, что действует во благо своего народа, и о том, чем иногда оборачивается это «благо»…
В 1980-е годы московский Театр им. Моссовета поставил по пьесе Э. Манна спектакль «Суд над судьями». Роль прокурора блестяще исполнил артист Георгий Жженов. Когда он произносил: «Суд — это не просто юридический процесс; это духовный процесс. Суд — это храм закона. Подсудимые тоже это знали. Они очень хорошо понимали, что такое зал суда. Заседая здесь в черных мантиях, они искажали, они извращали, они уничтожали правосудие и закон в Германии», то казалось, что он говорит также и о тех судьях, которые в 1939-м отправили его в колымские лагеря…
