В 1937 году Управление Лондонского порта представило зрителям фотопанораму Темзы и ее берегов. По сравнению с этими черно-белыми снимками то, что мы видим сегодня, – некий новый мир, возникший на месте старого, мир не обязательно более интересный или более изящный, но несравнимо более яркий и чистый; некоторые здания и городские ориентиры остались как были, но ни дыма, ни копоти больше нет. По реке уже не плывут живописные баржи и буксиры, но сама вода выглядит более свежей и прозрачной. Стало больше зелени, больше открытых мест. Снята серая патина, исчез унылый налет речной жизни. Да, многие новые здания смущают своим видом, нарушают пропорции; многие всего лишь функциональны. Но это только первая стадия процесса, который будет продолжаться и продолжаться. Дух реки присутствует здесь всегда. Просто он является нам в разных обличьях.
Так или иначе, мало-помалу возникают новые архитектурные формы, заимствующие эстетику у самой Темзы. Прибрежные здания всегда в какой-то мере отражали натуру реки, пусть даже хотя бы в том, что в каждом регионе их строили из своих местных материалов. Окрестности Оксфорда, например, изобилуют известняком, Беркшир-Даунз – мелом и кремнем. Однако нынешняя архитектура Темзы отдает дань реке в более прямом смысле. Иные многоквартирные дома – это перестроенные склады, но есть новые здания, сознательно спроектированные похожими на склады начала XIX века. Можно назвать это новоделом, но не исключено, что так выражает себя подлинный “гений места”, в очередной раз изменивший облик. Очертания некоторых домов напоминают корабли, плывущие по волнам. В Ратклиффе, где в прошлом были причалы для беспошлинной торговли, выросли гигантские комплексы, похожие на океанские лайнеры. Джон Утрам, архитектор насосной станции на полуострове Айл-оф-Догс, сказал, что здание, по его замыслу, должно “ассоциироваться с рекой и с ландшафтом, откуда текли ливневые воды”. Рей Моксли, архитектор комплекса Челси-Харбор, заявил, что вдохновлялся “кораблями, башнями, куполами”, которые увековечил Вордсворт в “Сонете, написанном на Вестминстерском мосту”.
Иным из зданий на берегу Темзы были приданы фараоновско-египетские черты, что соответствует легенде о Темзе-Исиде. Грандиозный небоскреб на Канари-уорф (Кабот-хаус на площади Канада-сквер) был, по словам архитектора Сезара Пелли, построен в виде “прямоугольного параллелепипеда с пирамидальной вершиной – в традиционной форме обелиска”. Этот мощный “талисман” стал ныне одним из бросающихся в глаза береговых ориентиров. В новостройках Доклендс встречаются и другие египетские очертания и мотивы; существует, между прочим, более старое “неоегипетское” офисное здание на берегу Темзы – Аделаида-хаус, построенный в 1926 году. Видна преемственность. Фараоновские ассоциации, судя по всему, сочетались с идеей огромности. Газохранилища Гринвича были самыми большими в мире; сегодня в том же районе находится колоссальный купол “Миллениум Доум” – это самая обширная тканевая крыша в мире. Доки Темзы намного превосходили по размерам все прочие доки мира; ныне Баттерсийская электростанция – одна из крупнейших кирпичных построек на свете. Список можно было бы продолжить.
Архитектурный ритм зданий на южном берегу, к числу которых относится открывшийся в 1976 году Национальный театр, называли “текучим”; по словам архитектора театра Дениса Ласдена, он хотел создать ощущение, что “зрители втекают в залы, как речные воды во время прилива. Затем прилив ослабевает, и они растекаются по ручейкам и небольшим пространствам, образуемым всеми этими террасами”. Между тем террасы – один из древнейших атрибутов Темзы. И не случайно, может быть, то, что офисы двух ныне живущих архитекторов, оставивших в Лондоне наиболее заметный след, – Нормана Фостера и Ричарда Роджерса – находятся в непосредственной близости от реки. Оба они возведены в пэры: один с титулом “лорд Фостер берега Темзы”, другой – с титулом “лорд Роджерс речного берега”. Архитекторы вправе говорить о себе на языке Темзы.
Проведение Олимпийских игр 2012 году в Стратфорде и других частях лондонского Ист-энда материально поможет развитию и обновлению реки как важнейшего городского ресурса. На ее берегах уже заметно появление новых предприятий и новых отраслей индустрии. В частности, в долину Темзы пришли высокотехнологичные электронные компании, и подле реки возникло много “индустриальных парков”.
Есть и другие проекты. Один из них – “Ворота Темзы”. Корпорация “Темз гейтуэй девелопмент” занимается обновлением северного берега реки вплоть до так называемого Барьера (плотины на Темзе в восточном Лондоне). “Коридор восточной Темзы” должен продлить город вдоль эстуария до Тилбери в Эссексе и до острова Шеппи в Кенте. Как возможные “точки роста” проектировщиков уже интересуют Дартфорд, Грейвзенд, городки на реке Медуэй и Темзмид. Они думают о новых мостах, о расширении “легкого метро Доклендс”, о мосте или туннеле между Силвертауном и Гринвичским полуостровом.
Лондон снова станет тогда речным городом. Его движение на восток противоречит всем историческим тенденциям. Но, если на то пошло, сам его нынешний возврат к реке многие считали антиисторическим. В какой-то момент река, по мнению городских планировщиков, стала ненужной городу. Она, казалось, не имела будущего в транспортном отношении. Но если город в новом столетии двинется вдоль Темзы, новые виды речного транспорта неизбежно возникнут. Река опять станет национальной магистралью.
IX
Природная река
Лейлхемский паром
Глава 27
“И дождь, и град, и ветер…”
[48]
Темза творит свою собственную погоду, которая, конечно же, отличается сыростью, а то и промозглостью. Воздух зачастую становится дополнительным измерением реки, что особенно остро чувствуется в верхнем течении Темзы и на примыкающих к ней лондонских улицах. В XIX веке часто говорили о “речной сырости”. От нее лишь один шаг до обильных туманов, которые были постоянным атрибутом речного ландшафта. Мягкий, обволакивающий туман кажется неповторимой составной частью климата Темзы.
В ее верховьях по характеру утреннего тумана предсказывали погоду на день: если он окутывает вершины холмов – жди дождя, если остается у их подножья – будет сухо. В Долине Белой Лошади туман называли дымом от “курева Белой Кобылы”. С туманами в этой долине связывали обилие гроз в летние месяцы. Знаменитые “конденсирующие водоемы” в известковых холмах южной Англии, пополняемые по ночам за счет летних туманов, якобы никогда не пересыхали. Один натуралист в 1902 году писал, что на высоких холмах летние туманы – обычное явление; по его словам, они “до того сыры, что в четыре утра одежда у тебя становится хоть выжимай и со всех деревьев капает”. Словно бы река на короткое время совершала набег на сушу. В летнюю жару ветер разносил по полям и лугам увлажнявшие их речные испарения. Делалось знойно, душно. Поздней осенью и зимой туманы, распространяемые Темзой, считались источниками опасной простуды и лихорадки. В ноябре-декабре эти туманы становились пронизывающе холодными, подлинно убийственными для легкомысленных путешественников.