X
Поток удовольствий
Окунь и пескарь
Глава 30
Пей сколько душе угодно
После разрушения арок старого Лондонского моста в реке нашли каменную голову Бахуса, что в очередной раз подтвердило связь Темзы с ритуалами веселья и гостеприимства. До совсем недавнего времени речные прогулочные суда не обязаны были подчиняться тем же правилам продажи спиртного, что и заведения на суше. Неудивительно, что пьянство было и остается обычным явлением на реке.
Если Гринвич славился изготовителями джина, то Темза была знаменита своими пивоварами. В начале XVIII века в Рединге была 21 пивоварня и 104 пивных. Лондонская пивоварня “Якорь” близ Хорслидаун-стэрз чуть восточнее Тауэрского моста была славна своей производительностью: двести тысяч бочек портера в год. Пивоварни в Мортлейке и Хенли пользовались не меньшей известностью. В Чизике до сих пор есть пивоварня Фуллера, возникшая в XVIII столетии.
В верховьях Темзы издавна потребляли напиток, который состоял из равных долей рома и молока и считался “укрепляющим средством”. Но варили там и пиво, причем на воде самой Темзы. Качество ее считалось некогда хорошим, и в одной брошюре за 1657 год говорится, что “во многих заморских странах пиво на воде Темзы идет по цене вина”. Джордж Оруэлл в романе “За глотком свежего воздуха” (1939) пишет, однако, что оно “водянисто и отдает мелом”.
Но, пожалуй, наиболее значимый элемент взаимосвязи между рекой и питьем – всем знакомый береговой паб. Эти заведения существуют со стародавних времен. Трактиры у реки – точнее, у мостов через реку, – возникли тогда же, когда у ее берегов стали появляться первые путники. Алкогольные напитки, несомненно, употреблялись во время ритуалов у Темзы еще в глубокой древности, и первые паломники, которые шли к приречным святилищам Бригитты и Фридесвиды, подкрепляли ими силы на близлежащих постоялых дворах. А что касается таверны “Шашечная доска” в Стандлейке, в святости тамошней обстановки трудно сомневаться. В свое время приходский священник периодически произносил там проповедь, стоя у пивной бочки и напоминая собравшимся, что заведение некогда было домом молитвы и бочка расположена точно на месте алтаря.
Таверна “Медведь” в Саутуорке находилась у самого Лондонского моста и в стихах конца XVII века уже была названа старинной. Да и весь Саутуорк, выросший “в тени” Темзы, пользовался специфической славой из-за размера и количества своих питейных заведений. В частности, совсем рядом с “Медведем” располагался “Дельфин”, и в начале XVII столетия Томас Деккер назвал улицу, идущую от моста, “сплошной пивной без единой другой лавчонки”.
У моста св. Иоанна в Лечлейде принимает посетителей “Форель”, на месте которой в прошлом был трактир “под знаком головы св. Иоанна Крестителя”; еще раньше там находилась богадельня при монастыре св. Иоанна. “Красный лев” в Касл-Итоне открылся на месте старинного замка, и в сельские праздники между трактиром и прибрежными лугами возводили временный мост. Это один из немногих случаев, когда питейное заведение появилось раньше моста. “Красный лев” существует и сейчас. Существует и паб “Три галки” в Грейвзенде, где некогда был постоялый двор для паломников, переправлявшихся через реку по пути из Эссекса в Кентербери. В прошлом заведение называлось “Три корнуоллские клушицы” (эти пернатые фигурируют на гербе Кентербери). Этот паб слывет самым старым в графстве Кент, и в более близкие к нам времена его использовали уже не столь возвышенным образом: там хранили добро контрабандисты, беспрерывно орудовавшие на обоих берегах реки. Питейное заведение у самого старого моста через Темзу – Радкотского – возникло тогда же, когда и мост. Сейчас оно называется “Лебедь” – это один из бесчисленных “Лебедей” около Темзы. В Уоллингфорде есть “Ягненок”, в Стритли – “Колотушка и клин”, в Соннинге – “Белый олень”, в Годстоу – “Форель”, в Узли – “Колокола”, в Кукеме – “Паром”. Все эти заведения действуют с давних времен. Существенно, что возникали они у мостов и переправ. Пабы и трактиры открывались, кроме того, и у плотин. Например, у Итонской плотины – “Якорь”. Ни того ни другого сейчас нет: плотину разобрали в 1936 году, “Якорь” сгорел. Их судьбы, как видим, связаны между собой. На месте плотины сейчас маленький пешеходный мост, а от “Якоря” остался фундамент.
Мостов, рядом с которыми нет паба, поистине очень мало, а в отдельных счастливых случаях паб имеется с каждой стороны моста. Так, у Нового моста на северном берегу стоит “Ожившая роза”, на южном – “Боярышник”. Когда в Беркшире и Оксфордшире время закрытия питейных заведений не совпадало, местные жители просто переходили мост и продолжали бражничать в свое удовольствие.
Но Темза, конечно, предлагает людям и другой освежающий напиток – свою собственную воду, которую из нее брали во все времена. Использовать речную воду для питья беспрепятственно мог каждый, хотя в иные периоды она отличалась солоноватым привкусом. В Средние века водоносы образовали собственную корпорацию; в начале XVII века в Лондоне их было четыре тысячи человек. Горожане называли их cobs, и, как и другие торговые и рабочие люди, связанные с рекой, они отличались грубостью и драчливостью.
В конце 1582 году голландец Питер Морис соорудил с северной стороны Лондонского моста хитроумное водоподъемное колесо, с помощью которого речная вода поступала к жилым домам Сити. В “Хрониках” Холиншеда (1577) говорится, что власти Сити воздвигли в Леденхолле водокачку, “от коей четыре желоба идут в четыре разные стороны, обильно снабжая водою ближних жителей”. Эта вода, кроме того, “очистила уличные канавы”. Сразу, однако, возникли поводы для жалоб. Водоснабжение было “великим удобством”, но “намного лучше было бы, ежели бы пресловутая вода текла беспрерывно”.
Водокачка у Лондонского моста действовала до Великого пожара, когда ее колеса уничтожил огонь. Но ее восстановили, и в XVIII веке ее четыре колеса, установленные в четырех ближайших к Сити пролетах, перекачивали за день примерно 4,5 млн литров воды. Водокачка работала и в XIX столетии, когда ее производительность составляла уже 18 млн литров воды в день. Ее демонтировали только в 1830-е годы. при разборе старого Лондонского моста. К тому времени за возможность качать воду Темзы соперничали многие компании – в том числе “Ист Лондон уотеруоркс” и “Уэст Мидлсекс уотеруоркс”. Брала воду непосредственно из Темзы и компания “Йорк”, действовавшая у Чаринг-Кросса.
По поводу чистоты речной воды и безопасности пользования ею постоянно звучали жалобы, но владельцы компаний, занимавшихся водоснабжением, повторяли в ответ утверждения некоторых аптекарей былых времен, что вода Темзы будто бы способна к самоочищению. Да, она грязна, когда ее только выкачали, но, если дать ей постоять, она, мол, становится идеально чистой и “более качественной, нежели вода при любом другом способе добычи”. Это представляется удобной ложью, цель которой – успокоить потребителей. Здесь чувствуется, однако, и некая остаточная вера в святость воды, извлекаемой из Темзы. В 1805 году один из поставщиков заявил, что “вода Темзы, когда ее держат в деревянной емкости, через несколько месяцев нередко делается несвежей… и от нее исходит неприятный запах. Но даже если выпить ее такую, болезни она никогда не вызовет; посему нет сомнений, что лицам, пьющим эту воду вопреки ее нехорошему запаху никакая опасность не угрожает”. Это было “чистой воды” мифотворчество – или, точнее, паразитирование на былых мифах. Статья в “Философских трудах” за 1829 год утверждала, что за время долгого пути к потребителю грязная вода, взятая из Темзы, “очищается” за счет брожения, вызываемого самими содержащимися в ней примесями. Но позднее в том же столетии была выявлена связь между потреблением грязной воды и холерой.
