«Уоллеса» изображал железнодорожный служащий по имени Джим Макдона. Милгрэм пригласил его на роль жертвы, потому что он «выглядел мягким и уступчивым». Его крики были записаны на пленку и проигрывались через динамик. Эксперимент был своего рода любительским театром, причем ключевое слово здесь – «любительский». Команда Милгрэма ставила свое действо не для бродвейской сцены. «Уоллес», по словам самого Милгрэма, был просто кошмарным актером. И все в этом эксперименте выглядело, мягко говоря, довольно неубедительно. Электроразрядный аппарат на самом деле не давал никаких разрядов. Несколько участников заметили в углу комнаты динамик и задались вопросом: почему крики несутся оттуда, а не из-за двери в соседнюю комнату, где якобы был привязан Уоллес? И если целью опыта действительно являлось изучение процесса запоминания, то с какой стати Уильямс все время торчал в комнате рядом с «учителем», а не находился вместе с «учеником» за дверью? Не очевидно ли, что на самом деле его целью было наблюдение за тем, кто причиняет боль, а не за тем, кто ее испытывает? В общем, как это характерно для многих фальшивок, эксперимент Милгрэма был шит белыми нитками. Но, как и с тестом Левина на общую эрудицию, люди все равно попадались в ловушку. Срабатывала презумпция правдивости.
«Я потом на протяжении двух недель после того жуткого эксперимента даже проверял все записи о смертях в местном реестре: вдруг я оказался причастен к смерти этого несчастного “ученика”? И испытал огромное облегчение, когда его имя там так и не появилось», – писал в постэкспериментальном опросе один из участников опыта. «Когда после очередного повышения напряжения от мистера Уоллеса не последовало никакой реакции, я не на шутку перепугался, что мы его случайно убили», – признавался другой. И это писали взрослые люди, обладавшие жизненным опытом, не какие-нибудь зеленые старшеклассники – они всерьез поверили, что в престижном университете проводятся опыты, во время которых человека истязают и могут даже убить. «Эксперимент так потряс меня, – откровенничал третий волонтер, – что я потом всю ночь ворочался и просыпался в холодном поту, поскольку мне снились кошмары. Я и впрямь боялся, что мог лишить жизни того человека в кресле».
Но есть одна критически важная деталь. Участники того знаменитого эксперимента не были такими уж легковерными. У них возникали сомнения – множество сомнений! В своей захватывающей книге об эксперименте Милгрэма «За рычагами шоковой машины» (Behind the Shock Machine) писательница Джина Перри приводит фрагмент беседы с одним из «учителей», Джо Димоу, слесарем на пенсии:
«Я подумал: что-то здесь не сходится, – рассказывал он Перри. – Я не знал, что там в точности происходит, но все это выглядело странно. Я смекнул, что если мои подозрения верны, то “ученик” с ними заодно – только так. И я вообще не пускал ток. А он все равно время от времени вопил».
То есть Димоу быстро убедился, что Уоллес притворяется.
Но в самом конце опыта мистер Уоллес появился из-за двери и разыграл небольшое представление. Он выглядел, как вспоминал Димоу, изнуренным и взбудораженным.
«Бедняга еле-еле брел, вытирая лицо платком. Подошел ко мне и протянул руку: “Позвольте поблагодарить вас за то, что остановили опыт”… И тут я подумал: “Ничего себе! Может, это все и впрямь по-настоящему?”»
Димоу был практически уверен, что его дурачат. Но стоило одному из обманщиков добавить притворства – изобразить смятение и промокнуть лоб носовым платком – и скептик выбросил белый флаг.
А вот полная статистика по участникам эксперимента Милгрэма:
Больше 40 % волонтеров заметили разного рода странности, признаки того, что эксперимент – только ширма. Но этих сомнений не хватило, чтобы отключить презумпцию правдивости. Именно об этом и говорит Левин. Мы верим ближнему не потому, что вообще не сомневаемся в его честности. Доверие не есть отсутствие сомнений. Мы доверяем окружающим, потому что у нас не хватает сомнений.
Я еще вернусь к разнице между «некоторым сомнением» и «достаточным сомнением», потому что считаю, что именно она все и решает. Вспомните-ка, сколько раз вас задним числом упрекали в неумении распознать обман: «Надо было понять. Ведь было столько тревожных сигналов. Неужели это не наводило тебя на подозрения?» Левин сказал бы, что это неверный подход к проблеме. Правильный вопрос звучит так: достаточно ли было тревожных сигналов, чтобы выйти из зоны доверия? Если нет, значит, вы просто сохраняли презумпцию правдивости, как то свойственно любому нормальному человеку.
5
Ана Белен Монтес выросла в богатом районе Балтимора. Отец ее был психиатром. Она училась в Вирджинском университете, затем получила диплом магистра по международным отношениям в Университете Джона Хопкинса. Ана стала пылкой сторонницей сандинистов – революционного правительства Никарагуа, которое власти США пытались свергнуть, и ее политическая активность привлекла внимание вербовщика из кубинской разведки. В 1985 г. Ана тайно посетила Гавану. «Кубинские кураторы изучили все слабости Аны Монтес и использовали ее психологические особенности, идеологические пристрастия и личностные отклонения, чтобы завербовать девушку и снабдить устойчивой мотивацией работать на Гавану», – отмечали аналитики ЦРУ в отчете по итогам расследования. Ана получила задание устроиться на работу в контрразведку США. В том же году она поступила на службу в РУМО – и принялась быстро делать карьеру.
Каждое утро она спешила в офис, усердно трудилась, обедала прямо на работе, держалась замкнуто. Замужем не была, жила одна в двухкомнатной квартире в вашингтонском районе Кливленд-Парк. Расследуя впоследствии ее деятельность, Скотт Кармайкл – сотрудник РУМО – собрал все эпитеты, которыми характеризовали Ану сослуживцы. Список получился впечатляющий: тихоня, закомплексованная, скованная, отчужденная, холодная, независимая, самоуверенная, замкнутая, умная, серьезная, усердная, целеустремленная, трудолюбивая, резкая, проворная, коварная, ехидная, нелюдимая, честолюбивая, обаятельная, самонадеянная, деловая, жесткая, упорная, расчетливая, спокойная, зрелая личность, невозмутимая, толковая, грамотная.
Но вернемся к их встрече на базе Анакостия – Боллинг в 1996 г. Ана тогда думала, что Кармайкл вызвал ее для обычной рутинной проверки, которой периодически подвергают всех офицеров разведки, чтобы подтвердить допуск к секретам. Она держалась с ним не слишком любезно.
«Она буквально с порога попыталась меня осадить, сообщив, – и это была правда, – что ее только что назначили исполняющей обязанности начальника отдела, – вспоминал Кармайкл. – Дескать, дел у нее выше крыши, а времени в обрез».
Тут надо сказать пару слов о внешности Кармайкла. Сам он считает, что похож на покойного Криса Фарли, актера, снимавшегося в комедиях: очаровательная ребяческая улыбка, светлые волосы и солидное брюшко. Должно быть, Монтес решила, что на такого можно и надавить.
«Я отнесся к этому спокойно и действовал по стандартной схеме, – вспоминает Кармайкл. – Сначала ты вроде как соглашаешься: “Да-да, я слышал о вашем новом назначении, поздравляю. Я понимаю, что времени у вас не слишком много”. Ну а потом ты просто делаешь свою работу без оглядки, и, если тебе понадобится 12 дней, значит, это будет 12 дней, и ты не отпустишь объект ни минутой раньше. Но эта дамочка насела на меня… Хотела непременно поставить на своем. Я еще даже толком не начал разговор, а она уже заявила: “Нет, серьезно. Мне надо уйти не позже двух – или что-то в таком роде, – так что вы сильно не затягивайте”.
