Все дело в том, утверждает Левин, что механизм распознавания лжи не функционирует и не может функционировать так, как мы это предполагаем. В детективе проницательный сыщик, разговаривая с преступником, ловит его на лжи прямо в момент ее произнесения. Однако в жизни сбор свидетельств, необходимых для того, чтобы мы перестали сомневаться, требует времени. Допустим, жена спрашивает у мужа, не завел ли он интрижку на стороне; он категорически это отрицает, и она ему верит. Потому что исходит из того, что супруг говорит правду. И любые мелкие нестыковки в его объяснениях она охотно отметает. Но через три месяца вдруг обнаруживается, что муж несколько раз оплатил кредитной номер в каком-то отеле, а загадочные телефонные звонки довершают картину. Вот так разоблачается ложь.
Это и есть ответ на первую загадку: почему кубинские шпионы так долго водили за нос ЦРУ? Та досадная история вовсе не ставит крест на профессионализме американцев. Она лишь показывает, что сотрудники разведывательного управления – такие же люди, как и мы с вами, наделенные тем же набором предубеждений о правде и лжи, что и все прочие.
После беседы с Аной Монтес Кармайкл отправился к Регу Брауну и попробовал его успокоить.
«Я сказал: “Рег, я понимаю, ты полагаешь, будто собрал весьма убедительные доводы в пользу того, что это была вражеская спецоперация. Согласен, очень похоже. Но если даже так оно и было, у меня нет никаких зацепок, чтобы утверждать: да, Ана Монтес сознательно в этом участвовала. Концы с концами никак не сходятся… В общем, в итоге я должен это дело закрыть”».
6
Спустя четыре года один из сослуживцев Скотта Кармайкла познакомился на межведомственном совещании с аналитиком из Агентства национальной безопасности (АНБ). Это третья из государственных структур США, занимающихся внешней разведкой. Одна из задач агентства – дешифровка, и тот аналитик сообщил сотруднику РУМО, что их ведомству удалось продвинуться в дешифровке кода, который использует для связи со своими резидентами кубинская разведка.
Этот код представлял собой длинные последовательности цифр, передаваемых через регулярные временные интервалы на коротких радиоволнах, и специалисты из АНБ сумели прочитать несколько отрывков. Ряд расшифрованных фрагментов два с половиной года назад передали ФБР, но обратной связи в АНБ до сих пор так и не дождались. Донельзя расстроенный этим аналитик решил посвятить в некоторые детали коллегу из РУМО. Он сказал, что у кубинцев есть где-то на самом верху в Вашингтоне шпион, которого они обозначают «Агент С». Агент С пытается добыть сведения о какой-то системе под названием «Сейф» (Safe). И этот человек, судя по всему, посещал военную базу США в Гуантанамо в период с 4 по 18 июля 1996 г.
Представителя РУМО это известие порядком встревожило. «Сейфом»
[18] они называли архив внутренней электронной переписки. Это прямо указывало на то, что Агент С либо сам работает в РУМО, либо тесно с ним связан. Офицер доложил о своей беседе начальству. Вызвали Кармайкла. Тот пришел в ярость: значит, АНБ два с половиной года выслеживает вражеского шпиона, предположительно связанного с РУМО, и до сих пор не поставило его в известность!? Его, ответственного за контрразведку внутри РУМО!
Он точно знал, что предпринять – поиск по внутренней компьютерной сети. Любой сотрудник Министерства обороны США должен получить допуск на посещение Гуантанамо. При этом по пентагонским инстанциям обязательно проходят два запроса: доступ на базу и разрешение на беседу с нужными ему должностными лицами.
«Итак, надо хорошенько прошерстить всё, что у нас есть», – сказал себе Кармайкл.
Он предположил, что человек, посетивший Гуантанамо в июле, обратился за допуском не раньше апреля. Так он получил параметры поиска: запросы на посещение и на доступ к информации от сотрудников РУМО, сделанные в период между 1 апреля и 18 июля 1996 г. Он попросил своего сослуживца Джонсона по прозвищу Аллигатор одновременно провести поиск по тому же запросу. Как говорится, одна голова хорошо, а две лучше.
«Компьютеры в те дни были не такие продвинутые, но могли выдать файл с результатами: найдено столько-то совпадений. Рядом со мной работал Аллигатор… Услышав, как он молотит по клавишам, я понял, что он пока еще даже и запрос не отправил, а у меня уже был файл с первыми данными, в который можно было залезть. Ну, я и подумал: дай-ка пробегу его по-быстрому, не зацепится ли глаз за какое имя, и хорошо помню, что это было имя в двадцатой строчке: “Ана Б. Монтес”. В мозгу у меня сразу щелкнуло, и пазл сложился в ту же секунду… Я просто дара речи лишился. И чуть с кресла не свалился. Я резко дернулся, буквально отпрянул назад – кресло было на колесиках, – даже физически стараясь отодвинуться подальше от этого нерадостного открытия… И я откатился до самой стенки своего отсека, а Аллигатор все тук-тук-тук по клавишам. Я сказал: “Вот так поворот, черт побери!”»
Глава 4
Юродивый
1
В ноябре 2003 г. Нэт Саймонс, управляющий активами лонг-айлендского хедж-фонда Renaissance Technologies, разослал нескольким своим коллегам по электронной почте тревожные письма. Благодаря сложной системе финансовых соглашений Renaissance получил долю в фонде, которым управлял нью-йоркский инвестор Бернард Мейдофф, и этот человек показался Саймонсу подозрительным.
Если вы работали в финансовой сфере в Нью-Йорке 1990-х – начала 2000-х гг., то, скорее всего, слышали о Бернарде Мейдоффе. Он занимал офис в самом центре Манхэттена, в элитном небоскребе Липстик-билдинг
[19]. Он входил в советы директоров многих крупных финансовых организаций. Он вращался в кругах дельцов из Хэмптонс и Палм-Бич. Его отличали властные манеры и густая грива седых волос. А еще Мейдофф никогда никого не посвящал в свои дела. Последнее-то и беспокоило управляющего активами. До него дошли некие слухи. Человек, которому он доверяет, написал Саймонс в послании коллегам, сообщил ему под большим секретом, что у Бернарда Мейдоффа, не пройдет и года, судя по всему, начнутся серьезные проблемы.
«Да еще прибавьте к этому, что аудитор у Мейдоффа – его собственный шурин, и, кстати, сын у него тоже занимает высокую должность в организации. Все это очень странно; боюсь, мы рискуем столкнуться с замороженными счетами и прочими неприятностями», – говорилось в послании-предупреждении.
На следующий день Саймонсу ответил Генри Лауфер, один из главных боссов компании. Он разделял опасения управляющего активами. Лауфер также добавил, что располагает «независимыми свидетельствами» того, что Мейдофф играет нечисто. Затем Пол Броудер, риск-менеджер Renaissance, обязанный по долгу службы предотвращать вложения в опасные авантюры, предпринял скрупулезный анализ трейдинговой стратегии, которую Мейдофф, по его собственным заверениям, использовал. «По-моему, у него концы с концами не сходятся», – заключил Броудер. Втроем они решили начать внутреннее расследование. Их подозрения усилились. «Я пришел к выводу, что мы не понимаем, как этот человек работает, – скажет позже Броудер. – Мы вообще не видели, откуда Мейдофф получает прибыль. Цифры, которые он объявлял, не подтверждались никакими известными нам способами». Одним словом, руководство компании усомнилось в добропорядочности Мейдоффа.
