«Ром, который там употребляют, просто кошмар, – вспоминает Анна. – От него буквально глаза лезли на лоб. Когда я впервые попробовала это жуткое пойло, то подумала, что меня прямо сейчас вырвет. Даже камба не говорили, что им нравится этот вкус. Они признавали, что он ужасен. Весь следующий день бедняги потели этой гадостью. И воняли ею».
Но Хит с женой стойко терпели.
«В 1950-х аспирант-антрополог считал, что нужно приспосабливаться к окружающей среде, – поясняет Дуайт. – Никого не хочется оскорблять, ни от чего стараешься не отказываться. Я скрипел зубами, но выпивал эти дружеские подношения».
«Мы вообще-то не слишком много пили, – продолжает Анна, – потому что за нас не так часто провозглашали тосты, как за других гостей. Мы были чужаками. Но однажды камба устроили просто грандиозную тусовку – собрали человек шестьдесят или восемьдесят. Они пили, отключались, потом приходили в себя и снова веселились. Подошла моя очередь, и тут я вспомнила, что по правилам могу делегировать эту почетную обязанность Дуайту. Супруг должен пить вместо жены. Помню, муж тогда как раз держал под мышкой керосиновый фонарь, и я сказала: “Дуайт, осторожно, ты обожжешь руку“. А он ответил: “Ладно, если только руку, как бы не спалить все внутренности».
Вернувшись в Нью-Хейвен, супруги отдали бутылку боливийского рома на анализ и узнали, что крепость напитка составляет 90°. Это был лабораторный этанол – такой спирт ученые используют для консервации тканей. Ни одному нормальному человеку даже в голову не придет употребить его внутрь – и вполне естественно, что поначалу Дуайту и Анне никто не верил.
«В Йельском университете работал один из ведущих физиологов, специализирующихся на алкоголе, – вспоминает Хит, – его звали Леон Гринберг. И он сказал мне: “Что ж, история шикарная. Но на самом деле вы просто не смогли бы пить эту дрянь”. Он явно подначивал меня, и я заявил: “Хотите, продемонстрирую? У меня есть бутылка”. И вот однажды в субботу я пришел в лабораторию к Гринбергу, и мы провели эксперимент. Я начал пить, а Леон держал ситуацию под контролем и каждые 20 минут брал у меня кровь на анализ. Будьте покойны, я, как и обещал, вылакал ром до самого донышка».
У Гринберга даже стояла наготове карета «скорой помощи», но все обошлось. Мало того, Хит не захотел, чтобы его подвезли, решил идти домой сам. Анна дожидалась мужа в квартире на третьем этаже бывшего студенческого общежития, где не имелось лифта. «Я высунулась в окно и вижу: по улице едет “скорая” – медленно-медленно, едва ползет, – а рядом вышагивает Дуайт. Он помахал мне и, кстати, выглядел вполне бодрым. Поднявшись на три пролета, сказал: “Ха! А я напился!” – и рухнул без чувств. И три часа потом пролежал пластом, не приходя в себя».
Итак, у нас есть этническое сообщество в бедной стране мира, в глуши, вдалеке от цивилизации, члены которого каждые выходные устраивают пирушки с распитием 90-градусного спирта, продолжающиеся с вечера субботы до утра понедельника. Да эти камба, должно быть, жестоко расплачиваются за такие излишества? Ничуть не бывало.
«Мы не видели никаких антиобщественных выходок, вообще ни разу, – рассказывает Дуайт Хит. – Никаких тебе споров, перебранок, сексуальных посягательств или проявлений вербальной агрессии. Только приятные разговоры или молчание. – И далее замечает: – Пьянство не мешало работе, никогда не требовало вмешательства полиции. И алкоголизма там, представьте, тоже нет».
Свои наблюдения Хит обобщил в ныне знаменитой статье, напечатанной в 1958 г. журналом Quarterly Journal of Studies on Alcohol («Ежеквартальный вестник изучения алкоголя»). В последующие годы о подобных явлениях написало множество других антропологов. Да, бывает, алкоголь заставляет людей повышать голос, затевать драки и говорить вслух такое, о чем они потом жалеют. Но в других случаях – и достаточно часто – ничего такого не происходит. Пульке, традиционный напиток мексиканских индейцев, ацтеки называли «400 кроликов» за то, что он может вызывать самые разные сценарии поведения.
Антрополог Мак Маршалл отправился на острова Трук, что в юго-западной части Тихого океана, и обнаружил, что опьянению тамошних юношей сопутствуют агрессия и дебоши. Однако на мужчин за 30 алкоголь действует противоположным образом.
Индейцы михе, обитатели мексиканского штата Оахака, во хмелю затевают жестокие драки. Однако антрополог Ральф Билз подметил, что это происходит отнюдь не стихийно. Все потасовки как будто строились по одному сценарию:
«Хотя мне пришлось наблюдать, наверное, сотни таких стычек, я ни разу не видел, чтобы пускали в ход оружие, и это при том, что почти у всех местных мужчин есть мачете, а у многих – и ружья. Как правило, драка начинается с пьяной ссоры. Когда голоса повышаются почти до крика, всем ясно: будет бой. Противники отдают оружие зрителям и принимаются драться на кулаках, бешено молотя друг друга, пока один не упадет наземь, после чего победитель помогает ему подняться, и обычно все заканчивается объятиями и рукопожатиями».
Все это просто уму непостижимо. Алкоголь – мощный наркотик. Он растормаживает. Снимает ограничения, которые регулируют человеческое поведение. Потому-то нас не удивляет, что пьянство так прочно связано с насилием, дорожными происшествиями и сексуальной агрессией.
Но если у камба во время возлияний не бывает почти никаких эксцессов, а индейцы михе даже в пьяной драке следуют установленному сценарию, значит, наш стереотип о растормаживающей природе алкоголя, скорее всего, заблуждение. Вероятно, его природа иная. Наблюдения, сделанные в Боливии Дуайтом и Анной Хит, положили начало кардинальному переосмыслению научных воззрений по данному вопросу. Многие ученые, занимающиеся исследованием спиртного, больше не приписывают ему эффект растормаживания. Они говорят об эффекте алкогольной близорукости.
5
Теорию алкогольной близорукости предложили психологи Клод Стил и Роберт Джозефс; ее суть в том, что главный эффект алкоголя – сужение эмоционального и ментального поля зрения. В результате, по словам авторов теории, наступает «состояние близорукости, в котором поверхностно понятые непосредственно воспринимаемые аспекты ситуации оказывают непропорционально сильное влияние на эмоции и поведение субъекта». Предметы, оказавшиеся перед глазами, алкоголь делает еще более объемными, тогда как задний план отодвигается еще дальше. Сиюминутные соображения доминируют и занимают все больше мыслей, а вопросы долговременного характера меркнут и отступают.
Попробуем проиллюстрировать это примерами. Многие люди пьют, когда им плохо, полагая, что выпивка прогонит печальные мысли. Они следуют теории растормаживания: алкоголь должен высвободить бодрость и веселье. Но происходит-то явно не это. Иногда выпивка бодрит. Однако в других случаях от нее становится лишь хуже. Теория алкогольной близорукости разрешает этот ребус: все зависит от того, как и где человек пьет. Если на футбольном стадионе в окружении орущих болельщиков, то, безусловно, азарт и интрига происходящего на время вытеснят его заботы и печали. Игра – перед глазами и в центре внимания, а о заботах пока можно и позабыть. Но если тот же самый человек в одиночку забьется в угол в баре, его тоска только усугубится. Там его ничто не сможет отвлечь. Таким образом, алкоголь оставляет нас на произвол окружения. Он устраняет все, кроме самого непосредственного опыта
[38].
