Однако ХШМ никого не собирался звать «сэр». Промучившись неделю, «новая метла» сдался. Арестованного передали Митчеллу и Джессену.
Последующие события вызвали в обществе острые противоречия. Методы воздействия, применявшиеся к Халиду на допросах, стали предметом судебных исков, расследования конгресса и бесчисленных публичных дискуссий. Сторонники этих методов называют их «расширенной техникой допроса» – РТД. Противники же используют слово «пытки». Но мы на время оставим в стороне этическую сторону дела и сосредоточимся на том, как история с Халидом Шейхом Мохаммедом помогает в решении двух наших загадок.
Шпионская карьера Аны Монтес и афера Бернарда Мейдоффа, недоразумение с Амандой Нокс, злоключения Грэма Спэньера и Эмили Доу – все это свидетельствует об одной фундаментальной проблеме, с которой мы сталкиваемся, пытаясь понять незнакомцев. Презумпция правдивости – критически важная стратегия, которая время от времени неизбежно заводит в тупик. Прозрачность эмоций и поведения, казалось бы, вполне здравое представление, на деле оказывается не более чем иллюзией. В обоих случаях, однако, возникает один и тот же вопрос: как мы должны поступать, смирившись с недостатками этих инструментов? Прежде чем вернуться к Сандре Блэнд – и узнать, что же тогда произошло на обочине техасского шоссе, – я хочу разобрать, пожалуй, самый крайний случай проблемного общения двух незнакомцев: террорист, старающийся не выдать своих секретов, и дознаватель, готовый пойти практически на все, чтобы их выведать.
2
Митчелл и Джессен познакомились в городе Спокане, штат Вашингтон, где оба работали психологами в программе ВУСБ (Выживание, Уклонение, Сопротивление, Бегство), предназначенной для военных летчиков. В каждом роде войск в вооруженных силах США есть своя версия этой программы, в рамках которой старших офицеров обучают, как себя правильно вести, если попадешь в руки врага.
Обучение начиналось с того, что местная полиция без объяснения причин задерживала офицеров-летчиков и свозила их в изолятор, устроенный на манер лагеря для военнопленных. «Их просто останавливали и арестовывали, – говорит Митчелл, – а затем передавали специалистам, которые и подвергали испытуемых проверке на готовность к боевым условиям».
Митчелл рассказывает об одном из этапов подготовки пилотов, чьи самолеты несут ядерное оружие. В этом случае засекречено абсолютно всё. Можете представить, как из летчиков будут вытряхивать сведения, если такой самолет потерпит аварию над вражеской территорией. Программа ВУСБ должна была подготовить пилотов к тому, что их может ожидать.
Их держали в холоде и морили голодом, заставляли по нескольку дней бодрствовать и стоять в узком тесном ящике. После этого начинались допросы. «Нужно было постараться выудить из пилотов секретную информацию», – объясняет Митчелл. По его словам, все происходило «крайне реалистично». Одним из особенно эффективных методов допроса, разработанных в рамках ВУСБ, была так называемая пропечатка. Пленнику заматывали полотенцем шею, чтобы голова не болталась, и швыряли его на специальную стену особой конструкции.
«Сама стена там была фальшивая, – вспоминает Джеймс, – но сзади стояла специальная хлопушка, и она ужасно грохотала, а стена сильно пружинила, так что уши сворачивались в трубочку. Мы ведь не собирались никого травмировать. Эта стена как мат в спортивном зале, только громче шлепает. Это не больно, но не дает нормально соображать. Пропадает способность связно мыслить, а заодно и сохранять равновесие. Теряешь координацию. Не только физически – вообще во всех смыслах».
Перед Митчеллом стояла задача усовершенствовать программу ВУСБ, а это означает, что ему пришлось и самому проходить все испытания. Как-то раз на них обкатывали одну из древнейших техник: когда допрашивающий угрожает не самому объекту допроса, а его товарищу. По опыту Митчелла, реакция на такой сценарий существенно разнится у мужчин и женщин: первые ломаются, а вторые держатся стойко.
«Если допрашивают женщину-пилота и говорят, что будут мучить ее товарища, у большинства из них реакция такая: не повезло тебе, друг, но ничего не попишешь – делай свое дело, а я буду делать свое, – рассказывает Митчелл. – Я буду хранить военную тайну. Мне жаль, что это с тобой случилось, но ты знал, на что шел, подписывая контракт». Впервые Джеймс наблюдал подобное поведение, когда допрашивал женщин-военнопленных во время операции «Буря в пустыне».
«Женщин доставляли в помещение, где проходил допрос, и угрожали, что будут бить их всякий раз, как мужчины отказываются отвечать. И женщины злились на мужчин, если те не выдерживали давления, и упрекали их: “Может, меня изобьют, может, надругаются, но это произойдет один раз. А ты показываешь врагам, что стоит меня сюда притащить, и они получат все, чего желают, и значит, противники будут поступать так постоянно. Так что делай то, что должен, без оглядки на меня”».
На занятиях по программе ВУСБ Митчелла поставили в пару с женщиной-офицером ВВС, имеющей немалый чин. На допросе ее предупредили, что будут пытать Джеймса, пока она не заговорит. Как и следовало ожидать, дама ответила: «Я ничего не скажу».
«Меня посадили в двухсотлитровую бочку, зарытую в землю, – вспоминает Митчелл, – закрыли крышкой, закидали землей. Сквозь крышку был пропущен шланг, откуда сочилась холодная вода… Дырки, через которые ее выпускали, находились на самом верху, на уровне моего носа, но, сажая меня туда, руководители учебной программы постарались, чтобы я этого не увидел».
Постепенно бочка заполнялась водой.
Митчелл: Я был вполне уверен, что они не собираются убивать одного из двух штатных психологов, но не мог этого знать наверняка. Понимаете, о чем я говорю?
Малкольм Гладуэлл: И какие ощущения вы испытывали в тот момент?
Митчелл: Приятно не было, это уж точно. Только представьте: колени прижаты к груди, руки вдоль тела – то есть в принципе невозможно пошевелиться. В бочку тебя опускают на ремне, заведенном снизу.
Малкольм Гладуэлл: А как скоро вас освободили?
Митчелл: Примерно через час.
Малкольм Гладуэлл: Докуда поднялась вода?
Митчелл: Точно до ноздрей. Подходит впритык, так что ты и не знаешь. Ну, то есть чувствуешь, конечно: вот сейчас вода поднялась до шеи, а вот теперь – до ушей.
Малкольм Гладуэлл: А вокруг темнота?
Митчелл: Вот именно! Так что, может быть, и не час прошел, а меньше. Даже точно меньше, иначе я бы переохладился. А казалось, что это продолжалось бесконечно долго. Как бы то ни было, меня, обвязав ремнем, опускают в эту дыру, и я думаю: «Ага, меня запихнули в бочку, ну ладно, заодно и проверим, не страдаю ли я клаустрофобией. Вроде бы ничего, терпимо». А потом вдруг – бац! Вот так сюрприз: в бочку суют шланг, закрывают меня сверху железной крышкой и заваливают ее сверху камнями.
Малкольм Гладуэлл: А разве вы не знали, что именно с вами собираются делать?
