Но в конце декабря в Англии установились морозы. Это была одна из самых суровых зим за последние 300 лет. Снегопад не прекращался. По Темзе катались на коньках. Водопроводные трубы замерзали. Начались перебои в электроснабжении и забастовки служащих. Плат всю жизнь боролась с депрессией, и вот теперь тьма вернулась. В Рождественский сочельник ее навестил друг, литературный критик Альфред Альварес.
«Сильвия показалась мне абсолютно другой, – вспоминал он в своих мемуарах “Дикий Бог” (The Savage God). – Волосы, которые она обычно собирала в узел на затылке, на манер учительницы, были распущены. Они свисали до пояса, как покрывало, придавая ее бледному лицу и тонкому стану особенно несчастный и одухотворенный вид, будто перед вами была жрица, опустошенная исполнением обрядов. Я шел за Сильвией по коридору… и от ее волос исходил резкий, какой-то животный запах».
В ее квартире было пусто и холодно, почти никакой мебели и лишь несколько рождественских украшений для детей. «Для несчастных, – писал Альварес, – Рождество – тяжелое время: в атмосфере натужного веселья, что обрушивается со всех сторон, блеянии о добрых делах, мире и семейном счастье особенно тяжело переносить одиночество и депрессию. Я никогда прежде не видел Сильвию такой напряженной».
Они выпили по бокалу вина, и по заведенному у них обычаю Сильвия почитала Альваресу свои последние стихи, которые оказались довольно мрачными.
Наступил новый год, погода стала еще более суровой. Плат окончательно рассорилась с бывшим супругом. Уволила няню. Взяв детей, она отправилась погостить к Джиллиан и Джерри Беккерам, чей дом находился по соседству. «Мне так худо», – сказала им Сильвия. Приняв антидепрессанты, она заснула, но вскоре проснулась в слезах. Это было в четверг. В пятницу Плат написала своему бывшему мужу Теду Хьюзу то, что он позже назовет «прощальной запиской». А в воскресенье настояла, чтобы Джерри Беккер отвез ее и детей обратно на съемную квартиру. Он ушел от них ранним вечером, после того как Сильвия уложила ребятишек спать. В течение следующих нескольких часов она сделала следующее. Оставила в детской немного еды и воды и открыла окно. Прикрепила к коляске в коридоре бумажку с именем и номером телефона своего врача. Затем с помощью мокрых полотенец и скотча тщательно загерметизировала все щели в кухонной двери. Включила плиту, сунула голову в духовку и лишила себя жизни, отравившись газом.
2
Поэты умирают молодыми. Это не просто расхожее изречение. Согласно статистике, средняя продолжительность жизни у представителей данной социальной категории значительно меньше, чем у драматургов, романистов или тех, кто пишет нон-фикшен. Аффективные расстройства у них случаются чаще, чем у актеров, музыкантов, художников или прозаиков. Наконец, по сравнению с представителями всех прочих профессий, среди поэтов отмечается самый высокий уровень самоубийств: в пять раз выше среднего. Похоже, сочинение стихов то ли чем-то привлекает израненные души, то ли само наносит раны. В любом случае мало где идея обреченного гения воплотилась с таким совершенством, как в истории Сильвии Плат
[48].
Плат была просто одержима мыслью о суициде. Она постоянно писала и думала об этом. «Сильвия говорила о самоубийстве примерно тем же тоном, как о любом другом рискованном приключении: с напором, даже яростно, но без всякой жалости к себе, – вспоминает Альварес. – Казалось, она считает смерть каким-то физическим испытанием, через которое нужно пройти. Опытом, вполне подобным… спуску на лыжах с крутого снежного склона без всякого владения техникой».
Плат по всем параметрам входила в группу риска. Прежде она уже предпринимала попытки суицида. Она лежала в психиатрической клинике. Будучи американкой, она жила в Англии – то есть находилась в чужой культуре, вдали от семьи и друзей. Сильвия выросла в неполной семье. И ее только что отверг мужчина, которого она боготворила
[49].
В тот последний вечер Сильвия оставила пальто и ключи у Беккеров. В своей книге о Плат (каждый, кто знал поэтессу, хотя бы мимолетно, посчитал своим долгом написать потом о ней мемуары) Джиллиан Беккер толкует это как знак окончательного решения:
«Предполагала ли она, что Джерри или я придем к ней вечером отдать пальто и ключи? Нет. Она не ждала этого и не хотела, чтобы в последний момент ее спасли, поскольку добровольно приняла решение умереть».
В отчете судебного медика говорилось, что Плат засунула голову в духовку как можно глубже, что свидетельствует о серьезности ее намерений. Беккер продолжает:
«Она законопатила щели под дверями, ведущими на лестницу и в гостиную, полностью открыла все газовые краны, аккуратно сложила кухонную салфетку, постелила ее в духовке и легла на нее щекой».
Могут ли тут быть хоть какие-то сомнения? Да к тому же посмотрите, какое стихотворение Сильвия Плат сочинила перед тем, как наложить на себя руки:
Эта женщина достигла совершенства.
Ее мертвое
Тело несет улыбку свершения без тревоги […]
А босые ноги
Твердят: мы дошли. Всё
[50].
Зная историю Сильвии Плат и ее поэзию, мы усматриваем внутренний надлом в душе этой женщины и думаем, что понимаем ее. Но одновременно кое-что упускаем из виду: сейчас я расскажу вам о третьей ошибке, которую мы совершаем в разговоре с незнакомцем.
