Сами немцы уже отвергли попытку посредничества в заключении мира, предпринятую президентом США Вудро Вильсоном 18 декабря 1918 года. Тогда он предложил всем сторонам сначала сформулировать условия, необходимые, по их мнению, для своей будущей безопасности. Германия заранее отвергала возможные уступки и подчеркивала, что верит в победу — она неминуема. На такой тон повлияли недавний захват Бухареста и разгром румынской армии. Реакция союзников была столь же бескомпромиссной, но детально обоснованной. Они потребовали вывода немецких войск из Бельгии, Сербии и Черногории, а также с оккупированных территорий во Франции, России и Румынии, независимости для итальянцев, румын, чехов, словаков и иных славянских народов Австрийской и Германской империй, ухода турок из Южной Европы и освобождения других подданных Османской империи. Другими словами, это была программа расчленения трех империй, составлявших основу союза Центральных держав
[508].
С такой уверенностью отвечать на призыв к окончанию военных действий после 28 месяцев ужасной войны могли только страны, сохранившие высокую степень политического единства. Во Франции и Великобритании оно было, несмотря на радикальные перемены в правительствах обеих стран. В начале войны Национальное собрание Франции одобрило политику священного единения ради сохранения страны и достижения победы. Теперь министерские посты занимали другие люди, но этот союз партий сохранился. Правительство Вивиани ушло в отставку в октябре 1915 года, но новый премьер-министр Аристид Бриан был членом предыдущего кабинета и поддержал коалицию. В мае 1915-го партии, представленные в британском парламенте, также образовали коалицию — после обвинений в адрес правительства либералов, не обеспечившего должное снабжение британских войск во Франции, однако Герберт Асквит сохранил пост премьер-министра и весь следующий год успешно поддерживал видимость единства. Как бы то ни было, в лице Ллойд Джорджа, министра вооружений, он имел коллегу, который был постоянно — и справедливо — недоволен его вялым стилем руководства. В начале декабря 1916-го Асквит обнаружил, что лишен возможности маневрировать в сложившейся схеме перестановок высшего военного руководства. Ему пришлось согласиться с собственным исключением из Военного комитета, который наделялся беспрецедентными полномочиями, но затем Асквит отказался принять новое назначение и стал настаивать на отставке Ллойд Джорджа. Во время последовавшего за этим кризиса он предложил свой состав комитета, ошибочно надеясь на поддержку парламента. Признавая способность Ллойд Джорджа руководить страной в столь сложной для нее ситуации, лидеры и либералов, и консерваторов пересилили свои антипатии к его эгоизму и согласились войти в коалиционное правительство под руководством Военного комитета, который пользовался почти неограниченными правами. Кабинету Ллойд Джорджа суждено было оставаться у власти до конца войны.
Политические перестановки сохранили партийные коалиции, однако они не разрешили проблему, которая была причиной недовольства деятельностью правительств Вивиани и Асквита, — их отношения с Верховным командованием. В Германии военачальники сменялись по желанию кайзера, являвшегося Верховным главнокомандующим, назначавшего на все посты в армии и снимавшего с них. К концу 1916 года он уже отправил в отставку двух начальников Генерального штаба — Мольтке и Фалькенхайна. В Британии смена Верховного главнокомандующего теоретически проводилась по решению одного субъекта власти — правительства, но не монарха. На практике подобным переменам мешало общественное мнение, свидетельством чего была невозможность отправить в отставку сэра Джона Френча, хотя его неспособность руководить операциями во Франции уже давно стала очевидна кабинету. Во Франции сложилась еще более трудная ситуация. Жоффр, будучи Верховным главнокомандующим, по конституции получал высшую власть в прифронтовой зоне. Даже члены парламента не имели права появиться там без его разрешения, тогда как Жоффр не только командовал армиями на французской земле, но и обладал теми же полномочиями на всех других военных театрах. В результате командующие армиями и группировками во Франции, Великобритании, а вскоре и в Италии могли не беспокоиться о том, что их положение будет поколеблено из-за тяжелых потерь или отсутствия успехов на полях сражений.
В Британии Хейг оставался на своем посту до конца войны, несмотря на то что к концу 1917 года почти полностью утратил доверие Ллойд Джорджа. Во Франции недовольство Жоффром, усиливавшееся после начала битвы под Верденом, привело к его почетной отставке в декабре 1916 года. Тем не менее отношения между политическим руководством страны и военным командованием нисколько не улучшились — генералу Луи-Жуберу Лиоте, проконсулу Марокко, назначенному военным министром после отставки Жоффра, были даны расширенные административные полномочия без права командования во Франции. Найти адекватную замену Жоффру не удалось. Нивель, на которого пал выбор политиков, был умен и красноречив. Ему удалось переломить ход боев под Верденом, как только немцы прекратили наступление, а вершиной его стремительного, всего за два года, восхождения по служебной лестнице от простого полковника — одного из многих — стало возвращение форта Дуомон. Однако последующие события показали, что уверенность Нивеля в собственных способностях была преувеличенной, а доверие, оказанное ему правительством, необоснованным. Конечно, сейчас нам судить легко, а как в то время было признать, что и правительство, и Генеральный штаб могут ошибаться? Главная причина неудовлетворенности и самой системой, и отдельными людьми заключалась в тщетности попыток найти что-то или кого-то лучше. Проблема командования в условиях Первой мировой войны оказалась неразрешимой. Генералы походили на слепоглухонемых — они не могли видеть, как разворачиваются начатые ими операции, не могли слышать доклады, не могли разговаривать с теми, кто отдавал приказы перед началом боевых действий. Война переросла тех, кто ее вел.
В Германии, Великобритании и даже во Франции, горько скорбевшей о тех, кто погиб, защищая родную землю, воля народа тем не менее оставалась несломленной. Главным в жизни немцев стало слово «стойкость». Несмотря на ужасные страдания, люди не допускали даже мысли о поражении
[509]. Вера в блестящую победу могла ослабеть, но уступки казались такими же немыслимыми, как и поражение. В Британии, узнавшей, что такое большие потери, только в 1916 году, решимость держаться оказалась еще сильнее. В 1916-м массовое добровольческое движение, когда в армию записались миллионы мужчин, стало затухать и был принят закон о воинской повинности, согласно которому гражданские лица впервые в британской истории призывались на службу в армию. И все-таки газеты бесстрастно констатировали: «Перспектива… жертв… по всей видимости, не оказывает никакого влияния на решимость народа продолжать войну до победного конца»
[510]. Даже во Франции идея «священного единения», которое должно было сплотить не только политиков, но также классы и слои общества, была популярна до конца 1916 года на том основании, что «Франция стала объектом иностранной агрессии, и ее нужно защитить»
[511]. Вопреки всякой логике сохранялось и убеждение, что война может закончиться быстро, крахом Германии или чудесной победой Франции. Но совсем скоро надежда на последнее будет безжалостно разрушена.
