Тем не менее часть британской пехоты и артиллерии поддержки выдержала этот кошмар и сумела оказать наступавшим немцам сопротивление. Огонь велся по большей части вслепую, основываясь на предварительных данных, и по некоторым ключевым целям немецкие артиллеристы промахнулись. Как только на нейтральной полосе показались атакующие, британские пушки и пулеметные расчеты ожили, а оставшиеся в живых пехотинцы поднялись на брустверы. «Я занял позицию и сразу же увидел немцев, которые появились на насыпи, метрах в двухстах или трехстах от нас, — писал впоследствии рядовой Дж. Джолли из 9-й норфолкской дивизии (добровольческая армия Китченера). — Их было много, и они уже заняли наши передовые позиции [в секторе 6-й дивизии]. Мы открыли огонь. На нас шли сотни врагов, но они падали (похоже, убитые). Мы остановили эту атаку»
[679].
Чуть севернее позиций норфолкской дивизии германские штурмовые части продолжали продвигаться вперед. Вот воспоминания одного из младших командиров:
… Сначала мы встречали лишь слабое сопротивление, но, когда туман рассеялся, нас обстреляли из пулеметов. Несколько пуль пробили мой мундир. Сам я остался цел. Мы все спрятались в укрытие. <…> К нам присоединился взвод из другой роты, и вместе мы убили шестерых или семерых — каждый по одному — на пулеметной точке. Я потерял пять или шесть человек… Посмотрев направо, я увидел британских пленных, которых вели в тыл… человек сто двадцать — наверное, рота. Они пригибались, чтобы в них не попали пули. Думаю, английские позиции защищала та самая пулеметная точка, которую мы только что уничтожили <…> Вот эти враги и решили, что им лучше сдаться
[680].
Британским пулеметчикам на другой позиции повезло больше. Вот что вспоминает рядовой Дж. Паркинсон:
Я подумал, мы их остановили, и тут вдруг почувствовал толчок в спину. Это немецкий офицер приставил к ней револьвер. «Иди, «томми»! Для тебя все закончилось». Я повернулся к нему и сказал: «Большое спасибо, сэр!» Я точно знаю, что сделал бы на его месте, наткнись на пулеметчика, который в нас стрелял, и будь у меня в руке револьвер. Я бы его прикончил. Должно быть, тот немец был настоящим джентльменом. Это произошло в двадцать минут одиннадцатого. Знаю точно, потому что посмотрел на часы
[681].
К этому времени, всего через час после того, как немецкая пехота покинула свои окопы и перешла в наступление, почти все передовые позиции 5-й армии были захвачены. Удержать удалось лишь небольшой участок за разрушенным городом Сен-Кантен. Вскоре, когда немцы обрушатся на главную линию обороны — «красную», сопротивление будет подавлено и там. Более многочисленные защитники «красной» линии, атака на которую началась в полдень (на некоторых участках раньше), дали настоящий бой. После артиллерийской подготовки и шквала заградительного огня в дело вступила немецкая пехота. Британские артиллеристы, не ушедшие со своих позиций, несмотря на то что их обошли справа и слева, также помогали отразить атаку. Об одном эпизоде этого сражения рассказывает немецкий капрал.
Внезапно нас обстреляла батарея противника, шрапнелью, с близкого расстояния, и нам пришлось залечь. Плотно прижавшись друг к другу, мы нашли укрытие за невысокой железнодорожной насыпью. <…> Наступая, мы быстро проскочили семь или восемь километров, а теперь по нас стреляла с близкого расстояния батарея среднего калибра. Звук выстрела и разрыв снаряда слышались одновременно. Лобовая атака против батареи не дала бы результата. <…> Обстрел прекратился так же неожиданно, как начался. Мы вздохнули с облегчением, поднялись и пошли на брошенную батарею. Стволы орудий были еще горячими, а артиллеристы убегали прочь
[682].
Во второй половине дня британцы отступили почти со всей «красной» линии. На одних участках защитники бежали, на других были сметены яростной атакой. Дальше всего британские войска отошли на участке к югу от Сен-Кантена, на стыке с французской 6-й армией, которая удерживала место слияния Уазы и Эны. Когда британские дивизии самого южного сектора армии Гофа — 36-я (ольстерская), 14, 18 и 58-я — отступили, французы тоже были вынуждены отойти, открыв врагу проход к Парижу. На северной оконечности позиций Гофа, где после сражения за Камбре в ноябре прошлого года остался выступ, вдававшийся в линию обороны противника, этому самому противнику удался опасный маневр. Теперь немцы угрожали британской 3-й армии и английским опорным пунктам во Фландрии. Цель операции «Михаэль» состояла в том, чтобы оттеснить британские экспедиционные силы к Ла-Маншу, и теперь сие было реально. Вообще-то в атаку с обеих сторон Флескьера немцы шли для того, чтобы срезать выступ, а не захватывать его. Они предполагали взять здесь пленных и пробить брешь на важном участке — стыке 5-й и 3-й армий, откуда можно было нанести мощный удар на северо-запад.
К вечеру 21 марта стало ясно, что Британский экспедиционный корпус потерпел первое настоящее поражение со времени начала окопной войны тремя с половиной годами раньше. На фронте протяженностью 30 километров были оставлены все позиции, за исключением двух участков, которые героически удерживали южноафриканская бригада, а также соединение, сформированное из трех батальонов лестерширского полка. Большую часть основной линии обороны немцы уже преодолели. Британцы оставили на поле боя множество орудий. Целые подразделения сдавались в плен или бежали в тыл, а те, кто не покинул позиции, несли тяжелые потери. Погибло 7000 британских пехотинцев, 21.000 попали в плен. Происходившее в этот день вызвало в памяти события 1 июля 1916 года — тогда сложили головы 20.000 британских солдат, но пленных было мало, а Верховное командование объявило о победе.
В первый день операции «Михаэль» победа, вне всяких сомнений, осталась за немцами, хотя они потеряли убитыми больше, чем британцы, — 10.000 человек, а ранеными 29.000 против 10.000 у противника. Некоторые британские батальоны были уничтожены почти полностью, в частности 7-й батальон шервудских стрелков (погиб практически весь личный состав, в том числе командир). Гибель десяти командиров и заместителей командиров пехотных частей свидетельствует, конечно, о стойкости отдельных подразделений. Но она говорит и о дезорганизации в войсках, поскольку старшим офицерам приходилось самим находиться на передовой, подавая своим деморализованным солдатам личный пример и платя за это жизнью. Хорошо подготовленные подразделения не теряют командиров даже при массированной атаке врага, если они сохраняют боевой дух и получают поддержку от высшего командования. 21 марта в 5-й армии не выполнялись оба этих условия. Многие подразделения, измотанные войной на истощение, которая велась в 1917 году, оказались просто не в состоянии удержать свои слабо укрепленные позиции, а у штаба 5-й армии не имелось заранее подготовленного плана на тот случай, если фронт начнет разваливаться. «Должен признать, — впоследствии писал пехотинец, принимавший участие в том бою, — что немецкий прорыв 21 марта был неизбежен. У нас не имелось ни согласованного командования, ни решимости, ни желания сражаться. Не было и взаимодействия между ротами и батальонами»
[683]. Вопрос тут в причинах развала армии, а это действительно был развал. Не психологические ли они, вроде тех, которые привели к развалу французской армии весной 1917 года, русской после неудачного наступления Керенского или итальянской во время сражения под Капоретто? Во всех четырех армиях, считая британскую, потери пехоты к этому моменту составили больше 100 % численного состава, с которым они вступили в войну. Возможно, тот предел, где заканчиваются человеческие возможности, уже был достигнут.
