Заехав кому-то носком ботинка во что-то чувствительное, я вновь оказалась на земле и под отборный непереводимый мат рванула в темноту. Преследовали меня не долго. Ослабев от бега, я спряталась за дерево и, возможно, мне удалось бы остаться незамеченной, но сухой кашель вырвался из груди, и меня выдернули из моего убежища. Зажмурившись, я настроилась на хаотично прыгающие образы, пытаясь надавить… заставить…
— Что за… полукровка!?
Хлесткая пощечина сбила меня с ног и, оказавшись на спине, я, сплюнув, начала дико озираться, пока не получила еще один удар, утопивший меня в боли и умиротворяющей тьме.
3.6
Пришла в себя внезапно, рывком подскочив и, ударившись лбом, зашипела от боли и только тут осознала, что нахожусь в… капсуле, вспыхнувшей ярким светом. Было неважно, что она была звуконепроницаема и абсолютно не поддавалась ударам: я билась в ней, сдирая кожу на локтях и коленях, кричала, пока не сорвала голос, а затем просто хрипела, содрогаясь от липкого ужаса.
— Ненавижу… Твари… Даже не надейтесь, что буду послушной… — бормотала я, теряя связь с реальностью. Только собственный голос помогал мне не обезуметь окончательно.
— Хочу Луну… В порядке беспредела Куснуть за бок в полночной темноте. Отбросив прочь измученное тело, Душой остаться в ней наедине.
Хочу Луну… Огромную и злую,
В объятьях рваных серых облаков. Ее я к небу целому ревную,
Хочу Луну… Как тысячу грехов…
— А кто она? — после щелчка раздался осторожный голос.
— Приглушите свет, — взмолилась я.
— Он причиняет тебе беспокойство? — капсулу затопила полутьма.
— Вам не сказали? — я криво ухмыльнулась. — Вы пытали меня не намеренно?
— Ты в медицинской капсуле…
— Это я знаю, — хрипло оборвала я. — Ненавижу этот гроб. Сколько на этот раз я здесь проведу, месяц? Два? А давайте сразу — пожизненно. Вам проблем меньше и сбежать не смогу, пока не решитесь на… — я запнулась и сморгнула слезы. Ненавидя себя за слабость, все же не смогла не спросить. — Скажите, Санур… он жив?
— Как тебя зовут? — спустя несколько минут спросил вкрадчивый голос.
Несколько минут страха и странной, навязчивой боли за ребрами, там, где билось абсолютно здоровое сердце. Я не думала, что мне так важен был ответ. Зачем? Кто он мне? Мужчина с грустными изумрудными глазами, который видел меня настоящей, такой, о которой я даже сама не подозревала. Мне казалось, настоящая я умерла задолго до аварии, когда по указке руководства, раз за разом вынуждала людей, порой очень неплохих, делать то, что они никогда бы не сделали сами. Мои желания и мысли не имели значения. Личная жизнь была невозможна, потому как мое тело могло служить целям федерации не меньше моего сознания. Любовников я не выбирала, но отчего-то верила, что однажды отработав достаточно, смогу взять свою жизнь себе. Глупая, наивная и жалкая в собственных иллюзиях. Манипулятор, которым манипулировали. Мне обещали мир, которого не существовало.
— Как тебя зовут? — повторил мой невидимый собеседник, похоже, уже не первый раз.
— Луна, — прошептала я, кусая губы.
— Красивое имя, — встрепенувшись, я осознала, что говорящий не лукавит и действительно принял сказанное мною за имя. — Меня называют Док. Не знаю, за кого ты меня приняла, но ты вовсе не в плену. Просто твой организм обезвожен и истощен…
— Выпустите меня, — я закашлялась, толкая крышку.
— Нужно немного…
— Пустите! Если я свободна — то откройте!
— Упрямая…
Мышцы налились тяжестью и безвольно скользнувшие руки плетьми легли вдоль тела.
— Возможно, она справится, — уплывая во тьму, успела услышать я.
Злиться не было сил.
*****
Проснувшись, я долго лежала, не шевелясь и прислушивалась. В моем гробу было темно, и оттого отчетливо виднелась узкая полоса света вдоль приоткрытой крышки. Боясь произвести хоть какой-либо звук, я всунула в щель ладони и медленно толкнула дверь капсулы вверх, ровно настолько, чтобы протиснуться наружу. Комната, где я оказалась, вовсе не напоминала медицинский центр, скорее кабинет. У экрана, имитирующего окно в космическое пространство, стоял стол, вдоль стен расположились стеллажи и старый комод с подставкой, на которой расположились два странно знакомых клинка. С похожими нас с юности учили обращаться на тренировках, и такие клинки являлись обязательными к ношению на службе. Удивительно увидеть родное оружие здесь. Схватив чью-то рубашку, брошенную на спинку потертого кресла, я набросила ее на плечи, закатала рукава и застегнула пару найденных пуговиц на животе. Выглядела я скорее раздетой, но это оказалось все же лучше, чем остаться обнаженной в компании… кого? Сето приятной тяжестью лег в ладонь, благоговейно сдвинув ножны, я убедилась, что сталь, бликующая в мягком свете боковой лампы, легко скользит на свободу… Оставаясь наедине с клинками, я всегда ощущала покой. Танцуя с ними в полутьме тренировочного зала, зачастую лишь глубокой ночью, после тяжелых изматывающих заданий, я становилась свободной и немного счастливой. Им и только им я могла доверять… Очнувшись, я вернула клинок к его паре и вытерла взмокшие ладони об одежду. Нельзя прикасаться к чужому оружию, это — все равно, что в душу забраться, не сняв ботинок. Свою дайсе я потеряла в аварии, она осталась в багаже, в упаковке, которую невозможно было открыть на борту. В моем мире такая пара, вызывала трепет, уважение, страх, а здесь покоилась на сувенирной подставке, пылясь без должного обращения.
Отвернувшись, я несколько раз глубоко вдохнула и выдохнула сквозь сжатые зубы. После капсулы ощущала себя здоровой: ссадин и синяков не осталось, голода я не испытывала. Пришло ощущение чужого внимания, не вызывающего опасности, но настойчиво проникающего в сознание. Всполошившись, я закрылась глухими ментальными щитами и внутренне ощерилась.
— Не злись, милая, — часть стены отъехала в сторону, и в комнату шагнул мужчина, позади мелькнули две высокие фигуры, но не вошли вслед за ним.
— Кто ты? — резче, чем хотелось, произнесла я, борясь с желанием запахнуть рубашку на груди. — Зачем я здесь?
— Ты не умеешь благодарить? — насмешливо спросил вошедший и, не дождавшись ответа, по-хозяйски расположился за столом и поставил подбородок на скрещенные пальцы.
Он был чуть выше меня, крепкий еще старик с седой головой и короткой бородой, обрамляющей тяжелую челюсть, с большим прямым носом и широко посаженными темными глазами. Высокий лоб, прорезанный глубокими морщинами, украшал странный рисунок, напоминающий мерцающую татуировку в виде круга с заключенным в нем орнаментом.
Неуютно поежившись, я без приглашения уселась напротив, забравшись с ногами в кресло, и уставилась на незнакомца. Зная, что мой настойчивый взгляд приятным не назовешь, я ожидала, что он потупится, но никак не рассмеется.
