Как часто я прокалывалась на ерунде, пока не научилась быть внимательной?
– Тесса, хочешь яблоко?
– Нет.
– Ты же хотела?
– Нет.
И тут ты понимаешь, что в руках у нее новые пупсики, и яблоко – это не яблоко. Яблоко = в руке не будет пупсика. Поэтому я научилась смотреть на эти вещи и говорить: «Ты можешь положить пупсика в карман и поесть пока яблоко, а он в кармашке посидит». Я придумываю для нее новую интересную картинку: «Я ем яблоко и пупсик сидит в кармашке», она уже предчувствует это новое ощущение – и самой положить куклу в кармашек, и чувствовать ее через ткань платья, и знать, что она там, и думать, как она там, как в домике, и еще есть яблоко. И она подпрыгивает легонько от радости и говорит: «Да, да!» – и кладет пупсика в кармашек, и берет яблоко, которое секунду назад не хотела.
Я даже не могу передать, какое количество конфликтов не состоялось просто потому, что я была внимательна и постаралась увидеть ту «инстаграмку», в которой ребенок сейчас, и спасти ее для него или предложить новую.
Все наши самые сильные, самые яркие воспоминания – это воспоминания о сильной эмоции – ощущения радости, свободы, силы, легкости, печали, одиночества, власти, преданности, предательства, стыда, счастья. Для ребенка каждая новизна освоения мира – сильная эмоция, такая же сильная. Если видеть, как такие эмоции проживаются детьми при выборе чашки одного цвета или бутербродов только треугольничком, можно научиться их узнавать и уважать. А если уважаешь – сможешь догадаться, что на улицу не хочется, потому что под лестницей в прошлый раз напугала паутина, а не потому, что он вдруг разлюбил гулять, он просто не хочет еще раз пройти мимо паутины и снова пережить этот страх. Что из гостей нужно уйти, потому что все в платьях, а она одна в джинсах, и надо решать проблему, как стать принцессой в джинсах, ведь все девочки как принцессы, а не втирать ей взрослую глупость «ну пойдем, что ты как маленькая, будет же интересно»; и в туалет она не хочет, потому что фен для рук шумит страшно, а не потому, что не хочется; и хочет взрослую вилку, потому что, когда она в прошлый раз ела взрослой вилкой, мама посмотрела любящими глазами и засмеялась. И нужны любящие глаза, а не вилка. Но она еще этого не знает, она еще не отделила любящие глаза от вилки. Поэтому нужна вилка.
И нам надо про вилку догадаться.
И надо эту вилку дать.
Почему они так привередливы?
«Когда я первый раз решила попробовать салат и взяла ложку в рот, разных вкусов и текстур во рту было слишком много! Я не знала, как со всем этим справиться. А сейчас я перестала замечать, что в салате все разное, теперь это все просто салат», – говорит моя 10-летняя дочь, отправляя в рот единственный пригодный для нее салат: зелень, огурцы, редиска, лук.
Инсайты от чувствительных детей вызывают во мне посменно приливы восхищения и раздражения.
Развитие ребенка движется от разбора к синтезу. Дети устроены так, что сначала должны рушить пирамидки и разламывать машинки и только позже приходят к конструкторам и созиданию.
Они разбирают, чтобы познать каждую отдельную детальку. У них пять форм, десять цветов и шесть эмоций. Количество того в мире, что им нужно успеть разобрать и понять, огромно, и салат сваливается на них, как на нас – простыня текста, написанного путаным юридическим языком, как выгулять четверых голодных детей с аллергией в жару в аквапарке: слишком много. И точно так же, как мы способны юридический текст прочитать медленно, если он написан с выделенными абзацами, и упрощенным языком, точно так же, как мы способны сначала выковырять орешки из мороженого для одного, потом сменить памперс другому, а затем подсадить на горку третьего, детям легче справиться сначала с огурцом, потом с редиской, а потом с зеленью. По абзацам. Разделяя какофонию.
Мы становимся старше и опытнее, наметываем глаз, отправляем в архив вкус огурца и юридические термины и становимся способны к коралловому цвету, постмодернизму, сарказму и творчеству.
Вырастаем.
Открываем для себя захватывающий мир синтеза – смешиваем крабов со сливками и грейпфрутом, смешиваем шутки, смешиваем чувства, смешиваем трагедию, радость, боль, тоску, завоевания, торжество, одиночество.
Берем жизнь ложкой и отправляем ее в рот.
Теперь это просто салат.
Почему они сопротивляются?
Умные книги говорят, что детям нужны постоянное подталкивание, напоминание, выстраивание дня, предсказуемость действий. Одновременно с этим в ребенке копится энергия нерастраченной воли – так я назвала то, что вижу в своих детях в такие моменты, хотя это не научный термин. Воля к жизни – основная наша движущая сила, где волей считается потребность инициировать действие, совершать, решать – а не исполнять, отдаваться чужой воле, позволять. Мое ненаучное предположение гласит, что если за ребенка слишком часто принимать решения, даже если он по привычке или доброму нраву такое положение дел принимает, у него все равно копится энергия нерастраченной воли. И эта энергия найдет себе выход в других решениях, где он будет до исступления добиваться, чтобы купили, отдали, достали или еще что-то еще. Чем больше ребенок решает сам, чем больше выкладывается в оценке, воле, выборе, правоте – тем меньше шансов, что нерастраченная энергия перерастет во вздорность и спесь. Чем больше свободы воли, тем меньше будет выражен протест, и любой протест заканчивается, как только ребенок понимает, что его слышат и понимают.
«Я больше не пойду на танцы!»
Здесь можно нажать на «стоп» уже готовой, рвущейся из-под пальцев комбинации кнопок:
А что, если остановить реактивный воспитательный вброс и побыть Шерлоком Холмсом?
Попробовать, внимательно приглядываясь, выдвинуть версии… Что за этим стоит? Я говорю и вглядываюсь в ее лицо, жду знака, что угадала:
– Тебе не нравится учитель? (Мотает головой.)
– Тебе трудно?
– Тебе туфли натирают?
– Ты устала на последнем занятии?
– На тебя учитель накричал?
– Тебе не дали роль?
И тут Тессу прорывает, она плачет:
– Все роли дали другим девочкам, а я забыла купальник, и они стояли и смеялись, и когда я уходила, смеялись.
Вся обида и унижение выходит с этими слезами…
– Знаешь, малыш, всегда будут люди, которые посмеются, обзовут, чтобы сбить тебя. Я знаю, как ты любишь танцы. Не позволяй забрать это. Не позволяй им отобрать то, что твое, защищай его от них, от смеха и подколок, не давай им сбить тебя с пути. Я с тобой. Хочешь, я их сегодня высмею?
– Не надо, мам. Пойдем, а то опоздаем.
