Так у меня голове появилась моя собственная, заботливая, любящая мама.
Ей можно рассказать, как страшно, как нужна любовь, как одиноко, нечестно. И она скажет: «Прости меня. Я не видела, как тебя плохо. Я с тобой. Я за тебя. Я никому не дам тебя в обиду».
И девочку отпустит немного:
«Ничего, мам. Я понимаю. Ты просто переживала».
И маму отпустит немного:
«Ты знаешь, я себя ругаю, когда ругаюсь. У меня не всегда получается быть чуткой».
И девочка внезапно повзрослеет:
«Я знаю. Виню тебя иногда, но это от усталости. Не всегда получается быть самостоятельной».
И в тот момент я дала себе обещание.
И произнесла его вслух в пустой кухне:
«Я сама себе ребенок, и я сама себе родитель».
С тех пор они дружат. Когда ребенок ноет и жалуется – родитель смотрит нежно и с терпением. А когда родитель ругается – ребенок улыбается и знает, что это не всерьез. Оба твердо уверены, что вместе прорвутся.
На моем обручальном пальце кольцо, бриллиант в платине. Я заказала его у дизайнера сама, чтобы знать и помнить, что кроме всех партнеров, родителей и друзей мира у меня есть я.
Когда грустно или в голове снова начинается перепалка, я смотрю на игру света в камне и вспоминаю, что я у себя – да. Та самая пресловутая «любовь к себе» – это вовсе не аффирмации про самую обаятельную и привлекательную. Любовь к себе – это про целостность. Про право на существование – и ребенка, и родителя. Про право быть вот такими и друг у друга. Про взаимное обещание.
И еще про то, что, когда они оба говорят друг другу хорошее, кажется, что звучит только один голос.
Теплый. Спокойный. И… мой.
Глава 3
Больше всех надо
– Все эти разговоры – они все про труд. А жить надо в удовольствие.
– Кому надо?
– Тебе. Расслабься, тебе что, больше всех надо?
– Даже не представляешь насколько.
Современная гедонистическая культура кидает лозунги:
«Живи одним днем!»;
«Жизнь должна быть в удовольствие!»;
«Никто никому ничего не должен!»;
«Не напрягайся!».
Она восстает против «надо» и «должно». Легкость бытия противопоставляет себя тяжелому труду, чувству долга, долгосрочным целям.
Ты должна
Учиться. Быть хорошей девочкой. Поступить в университет. Сделать карьеру. Выйти замуж. Родить ребенка. Родить второго ребенка. Посвятить себя детям. Быть образованной. Читать книги. Уметь играть на инструменте. Развиваться. Быть заботливой. Быть независимой. Быть мудрой. Вести здоровый образ жизни. Уметь давать отпор. Быть послушной.
Неудивительно, что реакция на «надо» сродни бунту, в котором и рождается отрицание.
Бунтуя против диктатуры, мы заодно отрицаем труд, усилия, упорство, увлеченность, сосредоточенность, работу на перспективу, готовность поступиться удовольствием.
«Тебе что, больше всех надо?»
«Зачем ты напрягаешься?»
«На фига убиваться?»
Мне действительно больше всех надо. Надо очень, надо настолько, что я поступлюсь удовольствием и принесу жертвы, буду вкалывать до последнего пота, буду выкладываться, забывая о пролетающих часах, напрягаясь до рези в глазах и цепляясь за каждый выступ, терпеливо шаг за шагом восходя к цели.
Потому что это «надо» – мое.
А чужое «надо» – чужое, потому что должен ты кому-то, а не себе.
Не цели бессмысленны, чужие цели бессмысленны.
Бесполезно приучать ребенка к трудолюбию, заставляя его решать поставленные нами задачи. Он будет бунтовать против самого процесса решения, а бунтовать-то стоит непосредственно против чужих задач.
Все усилия загнать в труд, все коучи, мотиваторы, книги по самопомощи, распечатанные цитаты на стенах, меры борьбы с прокрастинацией и списки дел будут ощущаться насилием и вызывать бунт, пока мы идем за чьим-то, а не нашим собственным внутренним «надо». Дело в том, что цели – чужие.
Успех и трудолюбие рождаются, когда идешь к своему. Когда внутри беспрекословным императивом горит собственное, бесконечно прекрасное «надо». Путь к нему в сто раз прекраснее любых удовольствий. Такой путь дает смысл. Такой путь делает счастливым.
Когда этого нет, мы бросаемся в сиюминутные наслаждения, раскачиваясь на допаминовых качелях: вверх – новизна, яркость, вкус и счастье; вниз – грусть, упадок сил и опять поиск нового на взлете. Примерно так же, как со сладким и инсулиновыми качелями. Примерно так же, как с искусственным окситоцином. Примерно так же, как с любой зависимостью…
Представьте себе, что вы проснулись, зная, чего хотите, весь день в потоке трудились ради достижения цели, видели результаты, шаги и рост и к вечеру к вам пришло ощущение выполнения чего-то важного. При этом можно жутко устать, выполнять трудные и некомфортные дела, справляться со страхом и неуверенностью, но на вопрос: «Счастливы ли вы?» – ответить твердое «да». Мне кажется, что это чувство реализованности, осмысленности на интуитивном уровне знакомо всем. Но не у всех оно есть в реальной жизни.
Когда его нет, труд тяжек и неприятен и мы способны трудиться, только компенсируя свои усилия «быстрым сахаром».
Посмотрите на счастливых людей вокруг. Они много трудятся.
Одним из величайших богатств, подаренных мне родителями, было их невмешательство в то, кем мне надо быть и чем заниматься. Я читала что хотела, училась чему хотела, работала где хотела, выходила замуж за кого хотела и двигалась куда хотела. Им не всегда было легко с этим смириться, но они предоставляли мне свободу выбора. Поэтому, когда я снова и снова отвечаю на вопрос, откуда я черпаю энергию и как заставляю себя столько впахивать, почему не выгораю, не пью стимуляторы и не мечтаю «ничего не решать и платьишко», я отвечаю одно:
«Просто это мне очень надо».
Больше всех.
– А с чего ты взяла, что это правильный путь?
– Он мой.
– А у меня-то, может, совсем другой!
– Именно. Для поиска своего нужен компас.
Нет у нас компаса на случай, когда открыты все пути. Для изобилия нет маршрутов на карте.
Сухой, жилистый и закаленный тяготами жизни, наш предок впивался гниющими зубами в теплый клубень, закусывал луковицей и с первыми петухами шел горбатиться. Работали тяжело, чтобы есть, ели, чтобы жить. Изобилие пищи снизошло на человечество совсем недавно, и, судя по происходящему, для него у нас нет эволюционных программ.
