Сама земля представляет еще одну большую проблему. Поскольку проектируемый туннель проходит под городом под наклоном с запада на восток, то в разных местах он встречается с совершенно разной почвой. В начале в Актоне он проходит через глину, которая то расширяется, то сжимается. Средняя секция туннеля в центре Лондона проходит через разные смеси песка и гравия, в которых вообще трудно прокладывать туннели, потому что они движутся и не образуют твердой структуры. И, наконец, восточная его часть в Тауэр-Хамлетс окажется в меловом слое с крупными залежами кремня. Невозможно предсказать, где окажется весь этот кремень, и, так как в нем трудно копать, могут возникнуть задержки, потому что туннелепроходческие машины будут очень медленно прокладывать путь. Туннель должен быть хорошо укреплен, особенно в тех местах, где соединяются разные виды почвы, потому что один тип грунта может быть более сухим и твердым, чем другой, и тогда на соседние участки туннеля будут воздействовать разные силы при сжатии и растяжении почвы. В разных частях города одновременно будут работать пять таких машин и двигаться в разных направлениях, чтобы образовать туннели, которые потом объединятся в большую «суперканализацию».
Задача этого невероятного проекта в том, чтобы сократить число сбросов отходов в реку в год с 60 до 4, а количество сточных вод сократить с 62 миллионов тонн до 2,4 миллиона тонн в год. Я спросила Фила, почему нельзя полностью решить проблему отходов, и он объяснил, что эти четыре сброса будут происходить только во время проливных дождей: когда идут такие грозы, сточные воды сильно разбавляет дождь, поэтому сброс в реку не токсичен. Эти разбавленные сточные воды не повлияют на уровень кислорода в реке благодаря естественным биологическим процессам в экосистеме реки. Чтобы снизить число сбросов сточных вод до нуля, туннель «Тайдуэй» должен был бы быть еще в два раза больше.
Инженерам часто приходится идти на такие компромиссы: идеальное решение не всегда является самым практичным. При идеальных условиях мы бы построили отдельные канализации для дождевой воды и для отходов, но тогда бы нам пришлось перекрыть весь Лондон и перекопать все улицы, чтобы поместить под них новую сеть. При еще более идеальных условиях мы бы вообще не сбрасывали отходы в Темзу, но это может даже негативно сказаться на окружающей среде. Если бы мы построили туннель в два раза большего размера, то нам пришлось бы выкопать в два раза больше земли, а это значит, что строительство займет гораздо больше времени и для него потребуется больше машин и энергии. Таким образом еще сильнее сократилось бы количество воды в самой реке, так как естественные притоки оказались бы полностью перекрыты.
Проект туннеля «Тайдуэй» однозначно скажется на качестве воды в реке: пловцам и гребцам больше не придется разгребать отходы человеческой жизнедеятельности. Еще больше меня обрадовал Фил, когда рассказал, что проект включает новые очистные сооружения. Мы прошли полный цикл от решения Базалгетта, а теперь добавляем к его системе новую сеть колодцев и туннелей для удовлетворения нужд современного города. На этот раз мы будем очищать отходы, чтобы не загрязнять моря.
Сегодня мы отдаем дань уважения Базалгетту за его мастерство и воображение, позволившие ему создать канализационную систему, которой мы пользуемся и 150 лет спустя. Надеюсь, новая расширенная система прослужит нам еще столько же, и спустя сто лет жители города будут благодарить нас за то, что мы подарили Лондону новый «кишечник».
Пожалуй, достаточно говорить о какашках.
Глава 12. Кумир
Когда я прихожу в зал для совещаний, обычно я оказываюсь там единственной женщиной. Иногда я даже веду подсчет: 11 мужчин и одна я, 17 мужчин и одна я. Думаю, больше всего было соотношение 21 мужчины и одной меня. Я веду дела в окружении мужчин, и меня поражает, когда кто-то из них матерится, потом смотрит виновато и извиняется лично передо мной (они просто не слышали меня за рулем). Я открываю бесчисленное количество рабочих писем, адресованных «господину Агравалу» – в конце концов, по моему имени не определить пол, и с 90-процентной вероятностью окажешься прав, если выберешь мужской. Все это потому, что, к моему разочарованию, в своей профессии я в меньшинстве.
Работать в мире мужчин сложно во всех отношениях, иногда это весело, а иногда невыносимо. Трудно сохранять невозмутимость и вести серьезные профессиональные разговоры о моделировании по методу конечных элементов и прочности грунта, когда оказываешься в офисе на стройплощадке в окружении плакатов с голыми женщинами. Как-то раз строитель спросил, хочу ли я сфотографироваться в «костюме», то есть в каске и флуоресцентном жилете, которые я постоянно надеваю на стройплощадку. Я слышала рассказы других женщин в этой области о том, как их (незаконно) спрашивали на собеседовании о том, когда они планируют выходить замуж и рожать детей.
Хорошо, что в основном это единичные случаи. И, в конце концов, я люблю свою работу и верю, что любой может преуспеть в этом деле при достаточном упорстве и стойкости. Признаюсь, быть в меньшинстве иногда даже хорошо – люди запоминают меня после деловой встречи, потому что я со знанием дела рассуждала о бетоне и подъемных кранах в шикарном платье и туфлях. А еще мне выпало несколько невероятных возможностей как представителю своей профессии в виде съемок модной одежды и макияжа.
Мой кумир в инженерии – Эмили Уоррен Роблинг
Я восхищаюсь многими инженерами – я многих из них упоминала в этой книге, – но Эмили Уоррен Роблинг занимает особое место в моем сердце. Она понимала технические концепции не хуже любого инженера-мужчины, окончившего университет, куда женщин не принимали. Она не получила официального образования, а просто научилась всему сама, когда ей это понадобилось. Блестящие коммуникативные навыки принесли ей уважение не только рабочих на стройплощадке, но и высокопоставленных политиков того времени. Более того, инновации в инженерии внедрялись под ее чутким руководством.
Быть в меньшинстве и работать в строительстве трудно даже в XXI веке, а Эмили занималась этим во времена, когда считалось, что женский мозг вообще не способен понимать сложную математику и инженерию, которые она блестяще освоила. Ее шедевр, Бруклинский мост, – по-прежнему один из культовых символов Нью-Йорка.
С самого раннего возраста Эмили было понятно, что она невероятно умна и ей очень интересна наука. Несмотря на разницу в возрасте в 14 лет, у нее были теплые отношения со старшим братом Говернором К. Уорреном. В 16 лет он поступил в военную академию Вест-Пойнт, а затем служил в корпусе топографических инженеров и проводил исследования для строительства будущих железных дорог, а также занимался картографией района к западу от Миссисипи. Он отличился в сражениях в Гражданской войне в Америке (ему установили памятник у входа в Проспект-Парк в Бруклине). Уоррен был для Эмили настоящим героем. Когда умер их отец и он взял на себя ответственность за семью, он поощрял интерес Эмили к науке и помог ей поступить в подготовительную школу для женщин при монастыре Ордена посещения в Джорджтауне.
