Однако местные военные власти продолжали через Министерство финансов утверждать, что революционной пропаганды нет. В мае 1911 г. они так отвечали на очевидные факты и свидетельства пропаганды: нелегальная газета «Досуги Заамурца», по их мнению, вышла всего лишь в 4 номерах, а потому факт её издания «едва ли сколько-нибудь значителен»; факт сбора денег, отражённый в отчёте военной организации, они объясняли тем, что эти средства собрали преступники, находящиеся на гауптвахте (а не обычные солдаты); политических выступлений из 14 тыс. чел., прошедших службу в бригаде за 4 года, было всего 4, и, в основном, от лиц дворянского сословия, которые, по выражению военных, были «выбывшими из родной им среды и проявлявшими поэтому болезненно-повышенное самолюбие»
[799]. Более того, говорилось о том, что инспекторский смотр бригады был успешным.
Как бы то ни было, в совокупности документы свидетельствуют о том, что Харбинская военная комитетская организация действительно существовала, состоялся целый судебный процесс по уголовному делу, факты насилия в отношении военного начальства со стороны революционно настроенных солдат также неоспоримы. А противостояние прокурорской и военной властей при том, что последние всё время отрицали возможность революционной пропаганды, является лишь иллюстрацией того, что военачальники не имели представления о реальном положении дел в среде нижних чинов, о разобщённости чинов внутри армии и об углублении процесса революционизирования солдат.
Департамент полиции сообщал в июне 1909 г., что имеет место тенденция к созданию военно-революционной организации, а воинские чины – «настолько сплотившиеся, что посторонних лиц в число членов партии принимают с большим разбором»
[800]. Пропаганда окрепла среди нижних чинов, поддерживаемых рядом офицеров, «они только выжидают подходящего случая для открытого выступления». Отмечалось, что в Хабаровске «пропаганда ведётся почти открыто»
[801]. Начальник ЖПУ Уссурийской железной дороги рапортовал 10 сентября 1909 г., что военная организация в Приамурском генерал-губернаторстве есть и работает «вглубь, а не вширь»
[802].
С такими наблюдениями полицейских органов были совершенно не согласны местные военные власти. Штаб Заамурской железнодорожной бригады пограничной стражи из Харбина писал в Главное управление Генерального Штаба в августе 1909 г., что за последние 2 года на местах не было отмечено никакой революционной активности. Сведения же о деятельности революционно настроенных частей поступают из центральных органов, а местные такой информацией не располагают. Необоснованное обвинение 4 частей в революционной пропаганде, указывали авторы документа, «не может и не должно вызвать доверие к таковым обвинениям и напрасно нервирует начальников всех степеней в этих частях»
[803]. Охранная полиция не взаимодействует с войсковыми начальниками, что является существенным недостатком работы на местах. При этом об одиночных выступлениях отдельных личностей было сказано, что от них «при общем современном упадке нравов уберечься трудно»
[804]. Авторы приходили к убеждению, что обвинения не являются обоснованными, а революционеры могли сами сфабриковать их для того, чтобы «расшатать порядок» в бригаде.
Однако революционно настроенные солдаты не бездействовали, их деятельность вряд ли была плодом воображения полиции или какой-то провокационной акцией. У них был свой «ответ» военным властям. Иллюстрацией суждений, выражавшихся военной организацией, может служить приведённое в полицейских документах открытое письмо в адрес генерал-лейтенанта Н.М. Чичагова, начальника отдельного корпуса пограничной стражи Заамурского округа, составленное членами Харбинской военной организации и готовившееся к публикации в подпольной газете «Досуги заамурца» в августе 1909 г. Текст был найден при обыске у рабочих КВЖД Бориса Николаева, Григория Назаренко, Семёна Пименова и Ивана Табакова в Харбине, проходившем 21 августа. Выяснилось, что они тесно связаны с неким центральным комитетом – полиция предположила, что речь шла о главном подразделении Харбинской военной организации. Текст письма свидетельствовал, что прошли аресты солдат в Заамурском округе в связи с революционной пропагандой; Чичагов и нижестоящие офицеры выступали с речами перед солдатами с просьбой не идти за военными организациями: авторы письма говорили, что этими речами они «хулили людей идейных, борющихся за народ»
[805]. От первого лица авторы объясняли, почему создали военную организацию: «…сама жизнь, горькая действительность. Что мы видим на Родине. Ограбленные, разорённые деревни, страшную нищету, голод, болезни, толпы безработных и безземельных, лучшие люди – в острогах»
[806]. Они писали о бессмысленности недавно имевшей место русско-японской войны. Поняв, что многие «бесчинства» власти над народом производятся при поддержке военных, члены организации осознали, что ни в коем случае нельзя поднимать оружие против народа, но надо «обратить его против врагов народных». Авторы обвиняли Чичагова в разврате, в том, что на деньги народа он устроил из своего дома «кафе-шантан». Они критиковали его за непонимание реальной ситуации в стране: «Строите проекты и планы для борьбы с “революцией” среди пограничников, забывая, что “революцию” делают не отдельные личности, а народ и сама жизнь»
[807]. Авторы отметили, что КВЖД является частной собственностью матери императора Марии Фёдоровны и членов «Общества КВЖД», и ради этой «жадной шайки» на границе держат военный контингент. Завершили своё письмо члены военной организации словами о том, что не боятся преследований со стороны власти, поскольку борются за дело народа, «а народное дело – дело святое и правое»
[808]. Таким образом, Харбинская военная организация, как и Иркутская, выступала за отстаивание народных интересов и борьбу с действовавшим правящим режимом.
Подводя итоги деятельности военных организаций на Кавказе и в Туркестане, в Сибири и на Дальнем Востоке в 1907–1909 гг., способствовавших организации солдатских комитетов (Советов), необходимо подчеркнуть, что они стремились объединить солдат в интересах борьбы за права и свободы народа перед правительством и самодержавием.
Вопрос о необходимости создания солдатских комитетов возникал и среди отдельных солдат-пропагандистов. Так, в январе 1910 г. некий солдат «Жорж» прислал из Кёнигсберга в адрес Л.Д. Троцкого и редакции его газеты «Правда» в Вене письмо, в котором говорил о необходимости партийной работы в тот момент с помощью сознательных солдат социал-демократических убеждений. Он писал о том, что важна пропаганда «идей народности и социализма»
[809]. Солдаты, по мнению «Жоржа», должны организовываться в солдатские комитеты, которые потом объединятся в полковые и гарнизонные комитеты. Комитеты же должны издавать приказы, в которых бы обращалось внимание на тяжёлое положение народных масс. Такие приказы имели бы целью улучшение положения солдат, давление на начальство с этой целью. Необходима и информационная работа: сбор сведений о жизни солдат для трибуны Государственной Думы, чтобы освещать их положение. Должны производиться выборы низшего начальства в армии самими солдатами на основе всеобщего, прямого, равного и тайного голосования. В перспективе «запасной солдат Ж.» предлагал заменить постоянную армию народным ополчением (милицией). Выглядящие как весьма умеренные поначалу, эти требования отчасти всё же радикальны, особенно в свете общего спада революционного движения в период, когда письмо было написано. Своей целью они преследовали прежде всего демократизацию армии и освещение её жизни на публичном, государственном уровне.
