Тарас Адамович задумчиво посмотрел будто сквозь Менчица.
— Хотите, я покажу вам, как она это сделала? — неожиданно спросил бывший следователь.
— Покажете? Я не понимаю…
— Мира, господин Щербак, поможете мне?
Мира согласно кивнула. Художник с готовностью ответил:
— Конечно!
Тарас Адамович окинул глазом всех троих и начал пояснять:
— Барышня Томашевич сегодня сыграет роль полиции — будет контролировать лестницу. Если заметите меня, — обратился он к Мире, — можете смело арестовывать.
Девушка удивленно взглянула на бывшего следователя и спросила:
— Если я просто скажу, что вижу вас, это будет считаться арестом?
— Да. Ведь полиция не смогла заметить нашу ночную незнакомку, пока та не очутилась на первом этаже.
Затем он повернулся к Щербаку.
— Вы же, господин художник, в своем щегольском костюме попробуете сыграть роль вышколенного официанта знаменитого ресторана «Прага».
— Когда-то мечтал о карьере актера, — рассмеялся Щербак. — Поэтому с удовольствием!
— Итак, вы будете контролировать лифты. Ведь официант у лифта, допрошенный вчера и мной и господином Менчицом, и в самом деле не видел блондинку в темном платье.
— А что делать мне? — спросил Менчиц. — Какая роль осталась?
— Самая сложная, — улыбнулся Тарас Адамович. — Вам придется играть самого себя и найти ответы на вопросы.
Молодой следователь кивнул. Осмотрел зал с аккуратными рядами столиков в праздничных убранствах из белых скатертей. В конце террасы — барная стойка, телефон — за стенкой, у лифта. Вероятно, чтобы музыка и шум за столиками не мешали разговаривать. Терраса напоминала ему оранжерею — стеклянные стены от пола до самого потолка слыли изюминкой «Праги». Ему захотелось очутиться здесь, за одним из столиков, но при других обстоятельствах. Не ради расследования, поиска неуловимых блондинок или поджигателей, похищающих кошельки. А ради…
— Что я должен делать? — спросил он, отвлекаясь от мыслей.
— Напомните, где вы стояли, когда принялись искать сумочку дамы под вуалью?
Молодой следователь направился к центру террасы и остановился у одного из столиков.
— Кажется, здесь.
— Что ж, — кивнул ему Тарас Адамович, — теперь можем отпускать наших актеров на их позиции.
Мира и Олег Щербак направились в конец террасы, где за стеной прятались два лифта, а чуть поодаль виднелась дверь, которая вела на лестницу. Следователи остались на террасе вдвоем. Тарас Адамович спросил:
— Где стояла девушка?
Яков Менчиц медленно показал рукой в направлении столика в нескольких метрах от него.
— За тем столом, у куста, — объяснил он, кивнув на экзотическое зеленое растение в кадке.
Тарас Адамович пошел в направлении, указанном коллегой. Остановился у высокого лимонного дерева. Опустил взгляд на пол. Паркет. У одной из стен террасы притаилось фортепиано. Может быть, здесь устраивают и танцевальные вечера?
— Пообещайте мне, что повторите ваш маршрут. Пройдете только там, где вчера, — сказал Тарас Адамович.
— Я попробую, — кивнул Менчиц.
— Что ж, начнем, — сказал Тарас Адамович, затем неожиданно воскликнул: — Ах, моя сумочка! Как хорошо, что я ее нашла! — и исчез за столом, покрытым скатертью.
Яков Менчиц медленно подошел к тому месту, пытаясь воссоздать свои действия вчерашнего вечера. Присел на корточки у стола, заглянул под скатерть. Опять нашел вуаль — вероятно, Тарас Адамович предусмотрительно прихватил ее с собой ради эксперимента.
«Эксперимент» — не слишком приятное слово, особенно если подопытный — ты. Он скривился при этой мысли, но спокойно пошел к выходу, сожалея, что вчера не остался на террасе и не заглянул под все столики. Но ведь она спустилась раньше него! Разве же она смогла бы это сделать, сидя под столом и ожидая, пока он наговорится с официантом у лифта и наконец, повернет к лестнице? Солгал ему вчера официант или нет? Но сейчас у лифта Щербак и он не будет лгать — это же эксперимент.
Следователь подошел к лифту, у которого скучал художник.
— Вы не видели здесь блондинку? — спросил он у художника.
— Ни блондинки, ни старого насмешливого бывшего полицейского, умеющего делать невероятное варенье из лука, я не видел. Но я бы советовал вам спуститься вниз — в отеле пожар, — вполне серьезно проинформировал молодого следователя художник. Актер из него был неважный, может быть, и хорошо, что он не осуществил свою давнюю мечту.
— Я еще немного поболтаю с вами, чтобы точнее воссоздать события, и обязательно спущусь, — пообещал Менчиц.
Мира караулила на лестнице. Он снова отогнал мысль о вечере за столиком в «Праге» с ней, хоть фантазия упорно рисовала их силуэты на фоне стеклянной террасы.
— Спустимся вместе? — предложил он ей, и сам удивился своей смелости.
Она ответила:
— Почему бы и нет?
Пока они спускались, вряд ли в эти минуты он думал о том, каким образом Тарас Адамович собирается его опередить.
— Вы нашли ответ? — спросила его Мира, между пятым и четвертым этажом.
— Полагаю, да. Но лучше было бы мне догадаться об этом вчера.
Когда они спустились в холл, то увидели исполнителя роли неуловимой блондинки за чтением газеты на роскошном горчичного цвета диване.
Тарас Адамович отложил газету, улыбнулся помощникам, затем поднялся с дивана.
— Вы выиграли, — резюмировал Менчиц.
— Возможно. Однако прежде чем мы вернемся к нашему охраннику лифта, скажите мне, как я это сделал.
Яков Менчиц пытливо взглянул ему в глаза.
— Вы нашли третий лифт? — спросил он.
— А разве в отеле «Прага» не два лифта?
— Два лифта для гостей. Вы же, вероятно, воспользовались служебным лифтом. Но я, если честно, не знал, что он есть в отеле. Откуда же узнали вы? Опросили официантов?
— Нет. К тому же, если я мог опросить официантов, почему же вы этого не сделали?
— Потому что не знал, о чем спрашивать, — сознался Менчиц.
Тарас Адамович улыбнулся.
— Да. Я узнал о служебном лифте еще вчера. На то было несколько причин: во-первых, официанты не поднимали еду в ресторан в лифте для гостей. Когда на улице я узнал, что пожар начался с кухни и мне сказали, что кухня размещается в подвале, я удивился. Поскольку не увидел в лифтах тележек с едой и официантов. Потом я подумал о том, каково это — подниматься семь этажей вместе с чьим-то ужином. А если желающих подняться много, официанты пропускают гостей и ждут, пока еда остынет? Это показалось мне не слишком удобным. О лестнице я даже не думал, поскольку…
