Чтобы не привлекать к себе внимания, князь втянул в эту сомнительную авантюру местного работника по имени Лу, который согласился вывезти семена, засыпав их в бамбуковые палки. А уже впоследствии приписал эту роль себе, мол, спрятал семена в элегантной трости, с рукояткой, изготовленной по заказу из слоновой кости.
— Он преступил закон? — изумленно спросила Мира.
— Он так не считал, — улыбнулся Тарас Адамович, пододвигая к ней еще один кусок пирога на тарелке, разрисованной птицами. — Сам термин «Поднебесная» трактуется у нас не совсем правильно. Мы называем так Китай, однако для самих китайцев «Поднебесная» — это весь наш мир с Китаем в центре. Поэтому формально он закон не преступил. Семена высадили в Аджарии, нынче принадлежащей Грузии и отвоеванной империей у Турции вместе с городом Батуми. Часть семян высадили также в Гурии. Китаец Лау поселился в рыбацком поселке Чакви, возможно, он и поныне выращивает чай на берегу Черного моря.
— Из вас вышел бы успешный адвокат, — улыбнулся Щербак, отставляя пустую чашку. — Вы блестяще оправдали князя-похитителя.
— А из князя вышел неплохой контрабандист, — констатировал Менчиц, отрезая еще один кусок пирога.
— У каждого имеется собственный багаж неиспользованных возможностей, — рассудительно сказал Тарас Адамович и обратился к художнику: — Вы, например, говорили, что мечтали стать актером.
Менчиц скептически хмыкнул. Щербак, пренебрежительно окинув взором младшего следователя, ответил Тарасу Адамовичу:
— Бабушка была против, а меня воспитывала она, — объяснил художник.
— Почему была против? — поинтересовалась Мира.
— Не уверен, но, кажется, в ее жизни случилась какая-то трагическая любовная история, героем которой был актер. Возможно, он мог стать моим дедом, — пожал плечами художник.
— А ваша бабушка была актрисой?
— Вы удивитесь: она была балериной.
Легкая тень пробежала по лицу Миры. Менчиц попробовал сменить тему разговора:
— Мой отец — фольклорист. Он мечтал, чтобы я продолжил его дело. Не то, чтобы мне это не нравилось, но…
— Наше время слишком ограничено, дабы воплощать чужие мечты, — улыбнулся Тарас Адамович.
Менчиц задумчиво посмотрел на него.
— У вас неплохо получается совмещать профессию садовника с розыскной деятельностью.
— Такой двойной жизнью я обязан лишь своему секретарю, — шутливо сознался хозяин дома.
Нежный румянец заиграл на щеках Миры, а бывший следователь продолжил:
— А наш поджигатель отелей весьма недурно совмещает свою деятельность с работой санитарного инспектора. Поэтому я вынужден попросить вас, господин Менчиц, отвлечь нас от истории о грузинском князе и китайском чае и рассказать, что вам удалось узнать на кухне. А вас, Мира, напечатать протокол.
Мира внимательно посмотрела на него.
— Итак…
— Да, думаю, инцидент в «Праге» может иметь отношение к нашему делу.
Тарас Адамович принялся убирать со стола пустые тарелки, освобождая место для Эстер.
Рассказ молодого следователя сопровождался звонким постукиванием пишущей машинки. Мира печатала быстро, поэтому Менчиц старался говорить связно, не перескакивая от одного показания к другому. Рассказал о том, как опросил главного повара и трех его помощников. Все они подтвердили, что в шесть вечера метрдотель привел невысокого бородатого господина в светлом сером костюме. Господин предъявил документы санитарного инспектора и сообщил, что должен осмотреть помещение кухни. Поскольку у персонала было полно работы — посетители к тому времени заняли уже почти все столики в ресторане, — к инспектору приставили в качестве экскурсовода одного из младших помощников.
— По словам главного повара, от него все равно было мало толку, — добавил Менчиц.
Мира, отстучав это предложение, выжидательно посмотрела на Менчица. Он продолжил свой рассказ.
Экскурсоводом к инспектору был приставлен пятнадцатилетний Ивась Тетерский, в обязанности которого обычно входила уборка на кухне, чистка овощей и мытье посуды. Парнишка обрадовался, что хоть на время избавился от скучной работы, поэтому водил проверяющего по всем закоулкам. На вопрос, оставлял ли он инспектора одного, Ивась сначала ответил отрицательно, но потом сознался, что дважды выбегал на улицу покурить.
— Где он взял папиросы? — Тарасу Адамовичу скорее хотелось убедиться в своих догадках.
— Инспектор угостил, — подтвердил догадку старшего коллеги Менчиц.
После второго перекура Ивась инспектора уже не нашел: на кухне сказали, что тот поехал на лифте наверх, в ресторан, поэтому парня отчитали и отправили чистить картошку.
— В котором часу инспектор сел в лифт?
— «Сел» — это слишком громко сказано. Я видел тот лифт, точнее — подъемник для блюд. Посетители им не пользуются, но инспектор все же настоял. Сказал, обязан проверить шахту. Это известно лишь приблизительно. Один из поваров сообщил, что вроде бы в семь вечера, другие утверждали, что раньше.
Мира послушно отстучала следующее предложение и, остановившись, спросила:
— Выходит, мы с вами могли видеть инспектора в ресторане?
Однако в ресторане инспектора никто не видел. Один из официантов вспомнил, что удивился, когда подъемник остановился на пятом этаже. Он вызывал на седьмой, но подъемник приехал пустой.
— Почему же инспектор не доехал до ресторана? — спросил Щербак.
— Лифт имеет четыре остановки, — объяснил Тарас Адамович. — Это же просто подъемник. На первом, третьем, пятом этаже и последнем — ресторанном. Ехать в ресторан — привлекать внимание, вряд ли официанты не заметили бы чудака, катающегося на подъемнике. Да и гости тоже могли обратить внимание. Думаю, была еще одна причина, однако пока я ее не озвучу. Меня больше интересует тот факт, что инспектора в сером костюме с тех пор, как он сел в подъемник, больше никто не видел.
— Растворился в воздухе… — сказала Мира.
— Что-то вроде того.
— Это все, что я узнал о вечере поджога, — сказал Менчиц.
— Вы основательно поработали, — одобрительно молвил Тарас Адамович. — Хотя… — и увидев, как напрягся молодой коллега, мягко добавил: — Кое-что все же ускользнуло от вашего внимания.
Щербак поднял бровь и скосил взгляд на Менчица. Пальцы Миры замерли на клавишах, она пристально взглянула на Тараса Адамовича. На веранде сразу как будто похолодало, вероятно, пора было предложить гостям пледы — вечера уже напоминали о том, что лето закончилось. Тарас Адамович едва коснулся виска, мысленно улыбнулся. Странно, в эти последние несколько дней спокойные часы за письмами или шахматами стали редкостью. А если продолжит углубляться в расследование, глядишь, они и вовсе превратятся в роскошь. Качнул головой, однако вслух сказал:
