– Истину говоришь, святейшество, – Рахим Вазари опустил глаза. – Истину. Но у меня будет великая просьба к тебе! – он приблизился к старцу, зная, что тот плохо слышит. – Мне нужен твой совет. Наши люди гибнут в борьбе с израильтянами, мучительно умирая за правое дело, попадают на небеса, и Всевышний всех их встречает с распростертыми объятиями и провожает в рай. Но еврейские солдаты стали подло и коварно мстить: они разрушают дома родственников наших героев вместе со всем имуществом, обрекая их близких на мучительное прозябание в крайней нищете.
– Иудеи, они были и останутся такими, какими были тысячелетия назад. Их сердца каменные, лишены всякого сострадания к ни в чем не повинным людям. Им не жаль стариков, женщин, детей! – Исин замолк, его глаза наполнились слезами оттого, что он часто видел на улице, как голодные дети в оборванной одежде, старухи ползают по развалинам собственного дома в поисках уцелевших людей, плач стоит над руинами, под которыми часто оказываются погребенными заживо члены семьи. Шейх вздохнул: – Не дело это, что родные наших мужественных моджахедов оказываются в таком состоянии. Я распоряжусь, чтобы всем этим людям оказали помощь. Каждая семья получит по пятьдесят тысяч долларов за родственника, который погиб в борьбе с оккупантами. Мне кажется, что кроме денег важна и моральная поддержка людей, чьи сыновья ушли в вечность за наше правое дело. Подумай, может, стоит создать комитеты солидарности, пусть жители палестинских селений объединяются и вместе заботятся о таких семьях, берут под опеку стариков и детей, помогают женщинам, предоставляют работу мужчинам. Это очень важно, чтобы родственники знали, что они не остались одни и все палестинцы вмести с ними останутся навсегда. И еще надо, чтобы во всех мечетях наши мученики приравнивались к лику святых. – Исин снова замолк, облизывая языком пересохшие губы, ему нестерпимо хотелось пить. Он сглотнул слюну, набрал больше воздуха в легкие. – Я знаю, у тебя трудности с оружием, не хватает патронов, взрывчатки, ракет. На твой счет будут переведены сто миллионов долларов, закупи все, что тебе нужно, у наших братьев-мусульман в Египте и продолжай борьбу с евреями еще более энергично. Вопрос сейчас стоит остро как никогда. Или мы, палестинцы, сохранимся как народ, или нас медленно, но планомерно уничтожат иудеи, очищая наши земли от нас же самих.
– Святейшество, ты преодолел длинный путь, откушай что-нибудь, мы приготовили тебе обед. – Рахим хлопнул несколько раз в ладони, и из соседней комнаты вышли трое мужчин, двое несли в руках подносы с яствами, а третий принялся разбирать стол.
Саид сразу очнулся, почувствовав присутствие посторонних, он бросился к Исину, закрывая его своей спиной.
– Но послушайте… – Вазари попытался возмутиться. – Вы пришли к нам в гости, и как хозяева мы не имеем права отпустить вас, не накормив обедом.
Старец сердито посмотрел на друга, его взгляд был красноречивее слов.
– Извините, – промолвил Саид и покорно отошел на свое место с видом побитой собаки.
– Благодарю тебя, Рахим, но мне надо ехать, время не терпит, – Исин опять почувствовал приближение приступа болезни и, не желая проявлять слабость при посторонних, посетовал на плотный график встреч. Он жестом попросил руководителя военного крыла организации наклониться. Кивком головы шейх дал понять, что хочет сказать хозяину несколько слов наедине. Рахим, чувствуя важность продолжения беседы, жестом указал всем посторонним покинуть комнату. Мужчины вышли, только Саид продолжал стоять у двери неподвижно. Вазари беспомощно развел руками. Огненный взгляд старца привел телохранителя в чувство, и тот ворча, с недовольным видом покинул комнату, закрыв за собой дверь.
– Вот что, Рахим, тебе перечислят почти миллион долларов для специальной операции, – Исин говорил почти шепотом, и так слабый голос старца стал почти не слышен, но Вазари читал по губам, понимая, о чем идет речь. – Закупи самое современное акустическое оборудование, проверь все полы и стены, а также подземелье в нашей главной мечети. Нам надо кое-что найти там. Но об этом никто не должен знать. К этой операции подключи только самых проверенных людей, которым доверяешь как самому себе. И еще, – Исин окинул подслеповатыми глазами комнату, как будто опасаясь, что их кто-то подслушает, – нужно усилить охрану Аль-Аксы, чтобы исключить проникновение любого постороннего, будь он араб, или еврей, или еще кто-либо. И смотри, чтобы никто не вел ни под каким предлогом раскопки на Храмовой горе, охраняй ее как зеницу ока, в случае чего не останавливайся ни перед чем. Наша святыня не должна больше быть запятнанной чужими руками! – Он обнял Рахима. – Вся надежда на тебя! Волей Аллаха ты становишься главным воином в этой смертельной битве.
***
Перед рассветом, когда еще только небольшое розовое пятно замаячило на востоке, Иисус Навин выстроил войско напротив Иерихона. В предутренних сумерках уходящей ночи мощные стены города гигантским колоссом возвышались перед армией израильтян, давя на них мрачной каменной громадой. Серые тени от башен темными облаками закрывали войско. Глядя вверх, запрокинув головы, воины с ужасом в душе представляли будущий штурм этой цитадели зла, место, где закончится их жизненный путь. Страх коварно вползал в души солдат, парализуя волю, вызывал слабость в руках и ногах. На востоке забрезжила зарница, солнце еще не появилось, горизонт запылал ярко-алым светом, предупреждая о жестокости предстоящей битвы. Израильтяне впали в смятение, боясь появления солнца. И только Иисус стоял впереди всех и изредка поглядывал на восток, он был спокоен и уверен в себе. Первый луч солнца ярким потоком пронесся над землей, возвещая о наступлении нового дня. Он осветил высокую сторожевую башню над стеной Иерихона, она вспыхнула ярким золотистым светом, как бы извещая израильтян, что просто так не падет к их ногам.
Навин подал знак, и перед войском, к удивлению воинов, вышли тринадцать человек в белых праздничных одеждах с большими медными трубами в руках, следом появились левиты, они несли Ковчег Завета, замыкали колонну шестеро священников – сыновей Аарона. Правитель подал следующий знак, и процессия двинулась вокруг города, громко трубя в трубы. Защитники города, проснувшись, выскочили на стены, чтобы увидеть необычайное шествие. Войско израильтян оставалось на месте.
Эрид смотрел со сторожевой башни вниз, негодуя:
– Правитель, разреши мне бросить свои войска и разогнать этих дикарей! Прошу тебя, не давай им глумиться над нами.
Царь Иерихона с опаской поглядывал на странную процессию, от страха он потерял веру в себя и своих людей:
– Нет, Эрид. Нельзя безрассудно следовать позывам своих эмоций и проявлять слабость. Тут что-то не то, чует мое сердце, колдовством пахнет. Нельзя рисковать, мы выведем войска за город и окажемся в ловушке, – царь побледнел, его зрачки расширились, и он осторожно, как будто чего-то опасаясь, отошел от края башни. – Нам надо выжидать.
– Эта трусость погубит нас, правитель, разве ты этого не понимаешь? – полководец пытался убедить царя, но все было напрасно.
Правитель поспешно спускался по лестнице. Прошло два часа, громкий гул труб раздавался с разных сторон крепости как страшное предупреждение защитникам города. Эрид еще долго с досадой смотрел на врага, ругая в душе правителя, мысленно обвиняя его во всех грехах: «Нас погубит не магия противника, а собственная трусость».
