– Ну вы это заканчивайте, – генеральный прокурор, не выдержав, прервал речь историка. – Давайте без своих фантазий. Сейчас надо срочно выводить войска из Восточного Иерусалима, иначе скоро, очень скоро поднимется весь исламский мир, и тогда начнется такая буча, что даже американские авианосцы не смогут нам помочь. Рядом с Израилем находятся Иран и Пакистан, а у них на вооружении есть ядерное оружие, и я не могу гарантировать, что они не рискнут применить его против нас.
В палатку вошел плотный мужчина в годах, в сером дорогом костюме. Его большая лысина на голове сразу заблестела в свете ярких ламп.
– А, вот ты где, мой дорогой, – он подошел к премьер-министру. – Что здесь у вас происходит?
Моше Шамон пожал плечами:
– Ничего особенного, боремся с палестинскими террористами. Они окопались в мечети и жаждут нанести нам смертельный удар! – премьер-министр небрежно махнул рукой в сторону исламской святыни.
– Но почему вы начали операцию без согласия Кнессета? Это все-таки прерогатива депутатов.
– Время, Исса, время! Пока вы соберетесь, будете много спорить, умничать, может произойти нечто страшное. Ты, конечно, как спикер можешь многое, но сам понимаешь, твои болтуны любое дело затянут на неделю и даже, возможно, месяц. А медлить нельзя, сейчас здесь решается судьба мира.
– Отведите войска, господин премьер-министр. С террористами пусть разбирается наша разведка! – генеральный прокурор отодвинул в сторону председателя Кнессета. – Ваши байки рассказывайте экзальтированным барышням, начитавшимся фантастики, но не нам.
В это время во дворе мечети раздался страшный грохот.
– Ну вот, доигрались! – воскликнул Мэир Кахана и первым бросился к выходу.
***
Бен-Аарон открыл потайной вход и оказался вместе с Овадьей в небольшой пещере, которую сразу осветило мягкое сияние, однако источника свечения не было видно, свет наполнял комнату каким-то непостижимым образом. В центре на невысоком выступе располагалась гранитная плита, на которой были высечены странные иероглифы. Менахем присмотрелся. Это были те самые надписи, которые он видел в мечети во время вскрытия полов. Молодой человек как завороженный направился к плите, стараясь лучше разглядеть нанесенные на ней надписи. Мягкое свечение в пещере начало мигать, в замкнутом пространстве вспыхнул загадочный ослепляющий огонь, он вспышкой пронесся по пещере. Бен-Аарона отбросило в сторону и прижало к холодной стене. Он хотел что-то сказать, но почувствовал неодолимую слабость, язык его не слушался, неведомая сила сковала его, не позволяя вмешиваться в происходящие события. Овадья приблизился к плите и завороженно протянул к ней руку. Старик не находил в себе сил даже пошевелить пальцем и издать хоть какой-либо звук, в испуге закрыл глаза.
Белый испепеляющий огонь заполонил грот. Он был настолько ярким, что в его свете не было видно ничего. Но Менахем не чувствовал боли, в его глазах стояли только иероглифы, которые магическим образом манили к себе. Руки сами потянулись к плите и, несмотря на всю ее массивность и тяжесть, с легкостью отодвинули ее в сторону. Еще одна яркая вспышка озарила грот. Она ослепила Бен-Аарона. Старик упал на колени, склонив голову к самому полу, в испуге едва шевеля губами, он стал читать молитву, обращаясь к Богу с мольбами о прощении, полностью пораженный благоговейным страхом.
Овадья не видел ничего перед собой, его руки продолжали тянуться дальше к горящей ярким огнем поверхности. В ушах раздались непонятные слова, сказанные мягким, до боли знакомым голосом. Вдруг стало так тепло на душе, он словно ощутил себя в детстве, окутанным вниманием и любовью, вернувшимся туда, куда попасть уже было невозможно. Пред ним предстала мать, ее теплые руки, которые нежно обнимали его голову, ласково перебирая темные кудри, внимательные и добрые глаза отца, улыбка еще нестарого деда. Слезы потекли по щекам молодого человека, от блаженного умиления он, казалось, стал таять. Руки инстинктивно тянулись дальше. На крышке он нащупал странные фигуры с острыми крыльями, но они не вызвали у Менахема никакого интереса, он заметил только, что они были горячими, поэтому коснулся их слегка, кончиками пальцев. Его руки уже начали нащупывать отверстие, ведущее к тайне источника огня. Шепот в ушах стал звучать громче, но слов все еще было не различить. Пальцы ощутили выступ на гладкой поверхности и потянули на себя нечто похожее на ручку. Яркий огонь внезапно погас, и Менахем заглянул внутрь таинственного ящика. Голос смолк. Молодой человек хотел коснуться того, что оказалось внутри, но тут позади него раздались странные звуки. Овадья вздрогнул и убрал руки от тайника, блестящая поверхность ящика тут же захлопнулась, яркий свет вновь осветил пещеру.
– Эй ты, молокосос! Отойди от артефакта.
Менахем повернулся, прищурив глаза, взглянул на здорового мужчину, который оказался в четырех – пяти метрах позади него. От яркого света образ незнакомца расплывался в глазах, были заметны лишь смазанное небритое лицо, колючие черные глаза и устрашающего вида свирепо оскаленный рот с пожелтевшими зубами. Овадья сделал шаг назад, все еще прикрывая ладонью глаза. В этот момент он заметил, как в руках неприятного мужчины, неизвестно откуда появившегося в пещере, блеснул длинный арабский нож. Выпад был настольно мощным и молниеносным, что Менахем чудом сумел увернуться от смертельного удара, стремительно отскочив в сторону. Лицо противника было спокойным, ни один мускул не шевельнулся на нем, только глаза излучали невероятную злобу, несвойственную обычным людям. Опять выпад ножом, Овадья только замечал блеск металла и злые глаза неведомого противника. Ему вновь удалось увернуться, избежав неминуемой гибели. Менахем прищурился еще сильнее, лицо незнакомца в ярком свете прояснилось. Только теперь Овадья понял, с кем имеет дело. Перед ним находился не кто иной, как убийца его родителей – Абу Хабиби. Холодные глаза Волка пугали сильнее, чем острый нож. Он был на голову выше Овадьи, намного крепче физически и нисколько не боялся крови, потому что убийство людей стало для него профессией.
Очередной выпад ножом, Менахем нырнул под руку убийцы. Удар пришелся на стену, нож со скрежетом прошелся по камню, рука со всей силы ударилась о кусок скалы. Лицо Волка на мгновение исказилось от боли, но тут же полностью успокоилось, на нем заиграла зловещая улыбка.
– Я смотрю, ты оказался самым шустрым в своей семейке, не то что твои родители, на которых мне потребовалось немного сил. Они были никчемными людишками, долго умоляли меня пощадить их, предлагали золото, деньги, облигации. Глупые! Думали, что так просто откупятся от святого завета, который я исполнял. Хотя дед твой был крепче, но слишком доверчивый, поэтому и помер как собака, – Абу Хабиби медленно наступал на Овадью, стараясь загнать молодого человека в угол. – Теперь наступил твой черед, щенок. – Волк медленно надвигался, ухмыляясь, глядел прямо в лицо своей жертве. – Убивать – это так приятно, видеть испуганные глаза, которые молят тебя о пощаде, в них еще тлеет надежда остаться в живых. Ты, конечно, думаешь спастись, но ничто тебе не поможет. Быстрая смерть не приносит мне радости, а вот загонять в угол, вызывая страх у своих жертв, всегда интереснее. Ты умрешь! Это только вопрос времени. Ты еще цепляешься за жизнь. Пусть будет так.
