– Вы берёте с собой снаряжение воина, даже отправляясь на короткую прогулку? – удивлённый Илья Казимирович спрыгнул на землю и, проведя рукой под седлом, убедился в сказанном только что вдовой. – Но зачем? Разве здесь опасно?
– Никто не знает, где и когда может настигнуть опасность или необходимость, – в голосе Амалии Модестовны снова послышалась улыбка, она спрыгнула, опершись на руку графа, и обратилась уже не к своему спутнику, а к его коню. – Ведь так, Магистр?
Конь фыркнул, как бы подтверждая нелепость любого иного мнения, кроме высказанного хозяйкой. Граф внезапно вспомнил про другого магистра, про странную ночь, случившуюся с ним несколькими днями ранее, и подумал, что и эта обещает быть не совсем обычной. В подтверждение своим мыслям он услышал вопрос.
– А вы, как и все, не купаетесь после Ильина дня, граф? – спрашивала вдова, накрепко привязывая свою лошадь к стволу неразличимого в темноте дерева.
– Право слово, даже не знаю, как ответить на ваш вопрос, сударыня, – недоумевал Корделаки, почти машинально повторяя все её движения. – Я не задавался им, если честно. Я привык думать об этом дне, как о своих именинах, а не как о конце лета. А что, вода уже сильно студёная сейчас?
– Как парное молоко, – ответила Амалия снова шёпотом, и графу померещилось неразличимое в тумане пение русалок вдали. – Хотите убедиться?
У Корделаки задрожали какие-то жилки внизу живота, настолько неожиданным, но и не двусмысленным было предложение. «Прямо, как гимназист, вот позорище-то! – подумал он, но ни слова не вырывалось из его пересохших внезапно губ. – Может она шутит? Дразнит?» Но Амалия, не обращая внимания на его молчание, уже расстёгивала пуговки на корсаже. Вот она перекинула пышную юбку амазонки через седло Липки, и, проделав ещё несколько недоступных пониманию Корделаки движений, осталась в пене кружев, почти светящейся в темноте. Сделав пару шажков к воде, она хмыкнула, сказала: «Намокнет!» и, стянув белоснежное через голову, швырнула сие в графа. Разум его держался в привычном месте нахождения из последних сил.
– Не бойтесь, граф, я вас не трону, – раздался голос Амалии вперемешку с всплесками воды. – Идите, здесь пологий спуск и ровное дно. А не то я прикажу, и вас сюда силком затянут русалки!
Она засмеялась, а граф явственно стал различать голодные взгляды ундин сквозь ветви прибрежных зарослей. Огни-светляки моргали из тьмы и ждали его решения. «А иди оно всё!» – эта связная мысль была последней в голове Ильи Казимировича. Он срывал с себя одежду, не жалея пуговиц и петель, чувствовал острые остовы травы под босыми ногами, обжигающий холод реки и внезапно окутывающее тепло воды, когда плечи его скрылись под её толщей. Он несколькими сажёнками проплыл к середине потока, потом вернулся, окунулся с головой и почувствовал покалывающую бодрость во всём теле. Огляделся.
Над водой было светлее, чем у зарослей на берегу. Какое-то свечение исходило то ли от парящего тумана, который им так и не удалось разогнать полностью, то ли от отражающегося неба. Всплеск раздался совсем не с той стороны, где он ожидал отыскать свою купальщицу. Он обернулся. Амалия была от него шагах в пяти по земным меркам, или в одном сильном гребке здесь. Он не решался приблизиться к ней, ведь самое ужасное – это неверно понять даму. Вода доходила ей почти до подбородка, он и в темноте явственно различал молочную белизну её покатых плеч, но тут она сама стала то ли приближаться к нему, то ли вырастать из воды.
Не было слышно ни плеска, не заметно было никаких её движений, только руки, казалось, неподвижно лежали на поверхности воды, как бы держась за неё. Наверно она перебирала по дну ногами и мелкими шажками сокращала расстояние между ними. И вот она протянула руку и дотронулась до него. «Амалия!» – только успел выдохнуть Илья Казимирович, как она, словно истинная русалка, шлёпнула чем-то плоским по воде, развернулась мгновенно, лишь задев его горячей кожей плеча по груди, и уплыла с шумом и смехом. «Ну, не хвостом же!» – совсем ополоумел граф. Следующая мысль была ещё более трезвая: «Да нет, она же тёплая!», а потом он и вовсе перестал думать.
Они гонялись друг за другом вплавь и на мелководье. Сначала случайные, короткие прикосновения доставались графу невзначай и между делом. Распалившись, он стал злиться той природной разновидностью гнева, которая требует немедленного действия. Он догнал и схватил её грубо, сильно, пережимая пухлые предплечья. Впился губами в рот, она не сопротивлялась. Он отпустил её руки, и они тут же заскользили по его шее, затылку и волосам. А сам он уткнулся взглядом в её оголённую грудь и разум, и так оставшийся на берегу, уходил теперь всё дальше и дальше.
Амалия не могла не чувствовать его желания, так крепко и часто теперь они прижимались друг к другу, но никаких решительных знаков не подавала, а сам он не смел её обидеть. Она только целовалась с ним страстно, иногда её колени подгибались, и Илье Казимировичу приходилось подхватывать её. Он уже изучил все изгибы её талии и бёдер, и ему безумно хотелось большего. Он приподнял её с силой, она обхватила его ногами, и так, верхом, понес её на глубину. Ему было тяжеловато, но некие силы так бушевали в нём, что он готов был сейчас на что угодно. Тут в зарослях заголосила какая-то некстати проснувшаяся птица. Амалия соскользнула, став на дно, и решительно отстранила его руки: «Довольно». Они вышли на берег, она собрала свою одежду и, куда-то уходя, велела: «Не ходи за мной!».
Корделаки, весь полный неудовлетворённого желания, делал неимоверные усилия, чтобы не злиться. Он оделся и ещё долго ждал, пока вернётся вдова. Он помог ей сесть в седло, и они направились в обратный путь. Почти всю дорогу они молчали, но перед последним поворотом к дому, Амалия остановила Липку.
– Я не знаю, что ты думаешь обо мне сейчас, но не перебивай! – она протянула ладонь и коснулась пальцами его губ, уже пытавшихся возразить. – Я ни с кем не была после смерти мужа. Может, ты составил не совсем верное мнение о местном обществе из сегодняшних рассказов, но заверяю тебя – там для меня ничто подобное невозможно. Недопустимо! Слишком много глаз и последствий. Только то, что ты завтра уедешь…
– Там, где мы познакомились, мне сказали, что ты переживала по поводу потерянного обручального кольца, – всё-таки перебил её Корделаки. – Для тебя ведь это важно?
– Да, я хотела бы отыскать его. Я думаю, тогда он меня совсем отпустит…
– Муж?
Она кивнула.
– А ты никогда не думала выйти замуж ещё раз? – осторожно спросил её граф.
– Не за тебя, милый! – улыбнулась она в темноте. – И вовсе не думала до сегодняшнего дня. Знаешь, я действительно сильно изменилась за этот год. Здесь. Мне кажется, что я совсем не знала себя раньше. Теперь лишь узнаю. И мне пока от этого хорошо. Я узнала свои способности и силы. А сейчас узнаю… – она запнулась. – Сейчас узнаю свои желания. Может, когда-то я вновь захочу иметь рядом надёжного спутника и друга. Но не сейчас. Так что не бойся, милый. Я тебя не ловлю!
– Амалия, прекрати! Я вовсе не это имел в виду.
– Поцелуй меня ещё! – лошади танцевали странный вальс, пока их седоки были чем-то заняты так близко друг от друга, отпустив поводья. – Хочешь, я приду к тебе сегодня ночью?
