– Нам туда, к окошку. Посвети мне, – и Амалия стала аккуратно пробираться в полутьме, а граф светил, стараясь не капать воском ей на платье.
У окна стоял длинный стол, примыкающий к широкому подоконнику. Тут, видимо, хоть и прибирались перед отъездом, но впопыхах оставленные чашки так и пылились здесь уже год. В этой кухне ничего не готовили, господа сюда не заезжали, а строителям и слугам варили еду прямо во дворе. Вдова протянула руку и взяла с подоконника маленький обливной кувшинчик, в который так и просился букетик ландышей или незабудок. Граф поднёс свечи ближе и наклонился вместе с ней. На дне что-то темнело. Амалия запустила один палец внутрь, пошевелила им и сказала: «Прилипло!». Граф взял у неё кувшинчик и несильно ударил его дном по столу, а после перевернул. На стол выкатилось золотое обручальное кольцо и выпали две дохлые осы. Вдова улыбнулась.
Тут со двора послышался топот копыт.
– Точно, как год назад! – она зажала кольцо в кулаке. – Тогда это был Пал-Семёныч.
Они вышли во двор и увидели, что и в этот раз оказался он же. К барину бросились слуги, но тот сам спрыгнул на землю, а им только передал коня, в котором Корделаки с удивлением узнал своего Вулкана.
– Душенька моя! – Куницын-старший протягивал руки навстречу своей невестке. – Мы уж потеряли тебя вовсе! Что за срочность? Сказала бы мне, что скучаешь по этому дому, мы бы с тобой днём, засветло…
– Господи! – Амалия не ожидала увидеть родственника запыхавшегося и верхом. – Что ж вы так не бережёте себя? А где ж вы оставили Хариту Всеволодовну?
– Да ничего, ангел мой, она привычная, – Павел Семёнович отдышался и кивнул графу. – Главное с тобой всё в порядке, голубка наша. Приветствую вас, граф, и благодарю, что взяли на себя заботу по сопровождению Амалии Модестовны. Благодарю.
– Да не стоит благодарности, – отвечал Корделаки. – Но, позвольте, это же…
– Да, батюшка, уж простите старика! Позаимствовал вашего буцефала. Спешил.
– А что значит всё это перестроение здесь? – голос вдовы стал строже и жёстче. – Уж не собираетесь ли вы, мой дорогой родственник, спихнуть меня замуж, самою меня не спросив? К чему эти приготовления? И что за гость ожидается?
– Не пыли, не серчай, душечка! – Павел Семёнович обтёр шею платком. – Вот этого я и боялся! Вот потому и летел сюда, как на крыльях! Всё-всё объясню тебе, ласточка наша. Только чуть позже и наедине. Ничего без твоего позволения в судьбе твоей не трону, клянусь! Как могла ты подумать…
– Ладно. Не сержусь, прощены! – улыбнулась вдова и покрутила у него перед лицом зажатым кулачком. – А и у меня для вас сюрпризец имеется, да вот тоже сейчас не покажу!
Корделаки увидел, что он тут становится лишним и поспешил откланяться.
– Как я понимаю, Амалия Модестовна, на маскарад вы уже возвращаться передумали?
– Да, раз мои домашние все оттуда разъехались, то и мне там делать нечего! Вы уж простите, что так вышло. Спасибо за помощь!
– Ну, тогда разрешите проститься, – и граф, щёлкнув каблуками по-гусарски, поклонился сначала ей, потом Павлу Семёновичу. – А как же вы? Я так понял, здешние конюшни пустуют?
– Да как-нибудь доберёмся, голубчик, – отвечал старик, утирая вспотевший лоб платком. – Пошлю кого-нибудь в город.
– Позвольте предложить вам мою карету, раз уж она оказалась здесь. А я заберу Вулкана, с вашего разрешения?
– Спасибо, спасибо, голубчик! Я ваш вечный должник, – Куницын ещё долго махал вслед ускакавшему всаднику, потом обернулся к Амалии и тихо спросил её: – Ну, что, душечка, испортил я тебе вечер? Спугнул кавалера. Не надо было мне сюда приезжать, да?
– Что вы, милый Пал-Семёныч. Граф уехал бы в любом случае. Чуть раньше или чуть позже. Вы тут ни при чём.
– А мне показалось… – Куницын помолчал какое-то время, стоя задумавшись. – Граф – человек благородный.
– Да, – вдова взяла Куницына-старшего под руку и положила голову ему на плечо, тоже глядя вслед тому, кого уже не было видно. – Но он человек не свободный.
– Разве? – удивился Павел Семёнович. – Я не знал.
– А он сам ещё не знает, – загадочно ответила Амалия Модестовна.
* * *
Огни маскарада догорали, звуки стихали, гости разъезжались. Баронесса ждала князя всё в том же кабинете, где он оставил её, теперь полностью приведя себя в порядок и впавши в какую-то апатию. Ей было всё равно, что происходило за стенами дворца и хотелось только скорей попасть домой, в молчащий пустой дом, до сих пор пахнущий гарью. Ничего. Там она будет в безопасности. От всего, от него тоже. Дверь отворилась, и вошёл князь, уже переодетый в повседневное платье.
– Я готов, баронесса, идёмте, – предложил он ей руку. – Извольте всё-таки забрать приз, он достался вам в честной борьбе.
– А что с нашим Канцлером? – безо всякого интереса спросила Туреева.
– Среди благотворительных взносов выделялись два, примерно равные по суммам – к одному был приложен кинжал, на рукоятке которого изображён волк в прыжке, и девиз: «Достигну!». Другой вовсе безымянный, но уплачен странным образом…
– Что вы имеете в виду под странностью?
– Монеты, – пояснил Нурчук-хаир. – Он полностью состоит из серебряных тари Фердинанда, правда чеканки довольно недавней.
– Я не понимаю. Это как-то касается наших интересов? – спросила Туреева.
– Напрямую, баронесса. Это валюта Ордена – мальтийские скудо. Я попытался узнать, кто принёс сей вклад Благотворительному Совету. Сказали – ребёнок. Детей на балу не было, и я склонен думать, что, скорее всего, это чей-то слуга-карлик. Тогда наши поиски можно возобновить, такая деталь заметна в наше время.
– Вы думаете – это тот, кто нам нужен? Он заплатил больше всех, это от имени Ордена?
Князь, как бы сомневаясь в услышанном, недоверчиво покачал головой.
– Больше всех принес некто в маске сатира, передав трогательный, почти дамский мешочек, расшитый фиалками. Там была сумма, равная всем остальным сборам разом. И золотом. Так-то. Я не знаю, что думать. Его-то нашли сразу, это один из наших служителей, нанятых на эту ночь. К нему в толпе подошёл некий господин с просьбой передать устроителям. Лет солидных, комплекции солидной, в маске простой, в одежде простой, которую даже описать сатиру не удалось. Такое впечатление, баронесса, что за нашими спинами сегодня состоялось ещё одно негласное состязание – в щедрости. И я уверен, что у этого состязания был наблюдатель.
– Ах, я так устала, что уже ни о чём не могу думать больше! – взмолилась Мария Францевна.
– Да, день был длинным, – согласился Нурчук-хаир.
Он довез её до ворот дома и приказал кучеру разворачиваться и ехать не домой, а к графине Корсаковой. Все, кто мог, искал себе нынче пару. Те, кто нашли её на маскараде, так и не покидали парков Петергофа, продлевая себе праздник хотя бы до рассвета. Забытые нами Трубочист и Аврора, теперь хоть и составляли оную, но зрелище представляли довольно плачевное. Ещё наблюдая за каруселью, Аврора заметила, что настроение её спутника стремительно меняется. Он всё чаще вглядывался в участницу состязаний в наряде Шахразады и становился всё мрачнее.