– Прошу, дамы и господа, начнём. Вот и профессор! – пригласила Туреева. – Кто желает принять процедуру, просьба к нам в круг. Остальные исполнят роль наблюдателей.
Напудренная дама, жеманно улыбаясь, заняла место за крытой ванной по левую руку от Дормидонта Ананьевича. За ним, как уже говорилось, сидела баронесса. К ней нерешительно направился неуверенный в себе после высказанного в его адрес недовольства корнет. Что дёрнуло стоявшего ближе к баронессе Корделаки занять место по её правую руку, он сам не сказал бы, потому что изначально собирался лишь смотреть на развлечение со стороны, не веря во всю эту чушь ни на грош. Корнету пришлось занять место за ним.
– Прошу одной рукой взяться за стержни, – указал на металлические пруты профессор, – а другой дотронуться до соседа, дабы образовать собой полный круг, господа и дамы.
Сеанс начался. Самому Корделаки показалось, что длилось всё не более пяти минут, которые он полностью использовал для того, чтобы выговориться перед баронессой. Он обвинял её, просил прощения, грозил ей, тут же снова обвинял, восторгался её красотой, умом, её умением бросать дротики и иными не совсем женскими качествами, хвалил, упрекал в беспощадности и предлагал свои услуги по служению ей, где она прикажет. Не получая ни слова в ответ, он говорил, говорил и говорил! Наблюдавшие за сеансом люди расскажут ему позже, как он, впившись взглядом в свою соседку, до синяка сжал ей руку и молчал весь сеанс, стиснув губы тоже до синевы, а в самом конце прошептал лишь одну фразу: «Как ты меня измучила!». Но это заметно было только тому, кто специально смотрел на конкретных участников, потому что на фоне того, что творили остальные пациенты, это казалось вовсе безобидным проявлением.
Сама баронесса тоже никаких слов вслух не произносила, а действий не предпринимала до самого конца, пока она вдруг не вскочила, не вырвалась из круга и не побежала неизвестно куда и от чего, не разбирая дороги. Она разбилась бы об стену или мебель, если бы её не перехватил Нурчук-хаир, не пожелавший принять участия в сеансе магнетизма в качестве пациента. Одна дама рыдала, Дормидонт Ананьевич хохотал всю дорогу в голос, а его напудренная соседка вдруг заговорила стихами. Но всех переплюнул корнет, выдавший монолог не хуже сценического. Его мы приведём полностью:
– Все мечты рушатся! Возможно, я иду не той дорогой. Заветное желание моё обречено. Ничего не получается. Только-только удовлетворили прошение о переводе. Я ж думал – она посмотрит на меня по-иному, когда я окажусь в лейб-гвардии. И дислокация туточки. Мечта! Лейб-гвардия Его Величества! Семёновский полк! С потешных начинался. А вот-вот кончится! Никому ведь не говорил, когда прошение подавал. А вот – сбылось! Да как ненадолго! Полка-то не будет ведь, нет. Не станет полка! Кое-кто в казематы пойдет. В Петропавловку, да. А остальных раскассируют, как пить дать! Эх, ма!
Слышавшие это гости зажимали рты ладонями себе, не смея сделать подобное с находившимся в самнабулическом трансе молодым человеком. То была крамола и ересь! Но вот сеанс окончился, и все постепенно стали приходить в себя. Мало кто рискнул подойти с расспросами к корнету, и возле него образовалось пустое пространство, как около чумного.
– Ваши умения должны приносить выздоровление, дорогой доктор, – с печальной улыбкой обратился корнет к магнетизёру, заметив нечто странное вокруг себя. – А мне кажется, во время вашего сеанса я успел чем-то заразиться. Что это значит, любезный?
– А можете ли вы повторить последние сказанные вами слова, молодой человек? – осторожно спросил профессор.
– А разве я что-то говорил до этого? – корнет огляделся. – Что ж вы молчите, господа? Я что-то говорил?
– Он уже ничего не помнит, господа! – радостно обратился к публике профессор. – Это было лишь следствием крайнего возбуждения. Забудем и мы, прошу вас. Корнет не несёт никакой ответственности за сказанное под действием сил животного магнетизма. Это побочный эффект, господа. Бывает. Но расскажите мне про ваше самочувствие, дорогие участники процедуры. Кто-нибудь замечает изменения к лучшему?
Изменения чувствовали почти все и наперебой желали поделиться этим приятным обстоятельством с окружающими. Больше до конца вечера никому из наших знакомых переговорить между собой не удалось. Но все они, не сговариваясь, салон не покинули и вместе с публикой не разошлись. Баронесса, проводив последнего гостя, вернулась и застыла в дверях синей гостиной. Корделаки стоял у окна, Нурчук-хаир сидел в своём любимом кресле, а корнет, как всегда, прилип к камину.
* * *
– Вы излечили все свои недуги, граф? – баронесса не смогла удержаться от ехидного замечания в адрес Корделаки.
– Беру пример с вас, дорогая хозяйка! – его тон тоже был далёк от благожелательного. – Месмерические сеансы, говорят, избавляют даже от лунатизма, не так ли?
– Слышу в ваших словах некий намёк, – баронесса села за столик рядом с князем, как бы заручаясь его поддержкой. – Быть может проясните нам его?
– А что ж тут неясного? – граф распалялся, вспоминая все свои вчерашние подозрения. – В состоянии лунатизма можно совершать поступки, а позже не признавать их вовсе! Могут пропадать предметы, могут попадать под подозрение другие люди, много чего любопытного может произойти после. Я не желаю в присутствии посторонних ставить вас в неудобное положение, но когда мы окажемся с глазу на глаз, не премину задать вам один щекотливый вопрос!
– Даже так? Щекотливый вопрос? Вы! Мне? – гнев баронессы вот-вот должен был вырваться из-под контроля светской вежливости, и она обратилась с укором к Нурчук-хаиру. – А ваше сиятельство ещё просили за их сиятельство!
– Ах, господа! – вдруг обозначился в разговоре корнет. – Пропавшие предметы! Как это мучительно. Дорогая баронесса, я всё искал случая…
– Да погодите вы, корнет! – прервала его хозяйка. – Вы что, не понимаете, что меня в собственном доме хотят уличить в чём-то неподобающем или даже постыдном! У меня нет тайн от этих господ, граф Корделаки! Они оба – мои друзья. Не в пример вам! Можете говорить при них, что угодно! – баронесса уже чуть не плакала.
– Довольно! – негромко, но очень твёрдо произнёс Нурчук-хаир и почему-то все его послушались. – Прошу и вас присесть, господа. Разговор нам всем предстоит долгий и непростой. Сядьте, граф!
– По какому праву… – Начал было Корделаки, но упёрся глазами в металлический взгляд князя и сел за стол, его примеру последовал и корнет.
– Я сейчас предъявлю мои права всем присутствующим, – спокойно пообещал князь. – Но прежде я хочу предварить наш совет. Да-да, больше всего это будет напоминать военный совет, дамы и господа. Наши личные симпатии и недосказанности завели нас всех в такое положение, какое недопустимо между единомышленниками и друзьями. Прошу у вас всех разрешения попытаться распутать создавшийся клубок событий и недомолвок во благо всех присутствующих.
– Я здесь хозяйка, и я разрешаю вам это, дорогой князь, – оглядела своих двоих кавалеров Туреева. – Господам придётся подчиниться.
