Граф развернулся и пошёл в сторону, куда удалился белый призрак. Он легко нашёл свою спальню, но ложиться не спешил, потому что нервное напряжение дня, оказывается, коснулось не только многострадальной невесты. Граф посмотрел в окно, но ничего не увидел там, кроме непроницаемой темноты. Тогда он снял камзол, бросил его на спинку кресла, но ложиться не стал, свечей не гасил, а зачем-то стал чистить и осматривать оружие. Сколько времени прошло за этим занятием, он не сказал бы и сам – боя часов в этой части замка слышно не было, но и намёка на рассвет тоже не наблюдалось. В дверь тихо постучались. Граф отложил саблю, взял пистолет и, подойдя к двери, спросил сквозь неё, кто пришёл.
– Это я, откройте, граф, – услышал он женский голос и не поверил своим ушам.
– Заходите! Что-то случилось, Полина Андреевна? Да на вас лица нет, вы такая бледная! – он распахнул дверь, и девушка просочилась мимо него внутрь комнаты.
– Граф, вы – благородный человек! – начала она скороговоркой. – Я тоже. Я умею хранить слово. Но я умею быть и благодарной. Вы! Это вы спасли меня от него. Я долго думала сегодня… Вы не думайте, что от своей молодости я мало что понимаю, и не могу думать и сопоставлять. Он вернётся. Я так думаю…
– Полина Андреевна, успокойтесь, – граф растерялся и не знал, что делать. – Присядьте, не стойте. Вы умеете думать, это я уже понял. Давайте подумаем вместе?
– Давайте! Давайте вместе! – с каким-то лихорадочным воодушевлением подхватила Салтыкова, и граф увидел, что глаза её стали почти чёрными от заполнивших их зрачков. – Он хотел, чтоб я осталась у него, но это невыносимо! Но он прав! Прав! Я убежала, ходила по замку. Я долго думала, и решила прийти к вам. Вы – благородный человек. Корнет милый и хороший, но он связан с баронессой, а её я никогда не посмею обидеть ничем-ничем!
– Господи! – граф не смел присесть, потому что барышня перед ним всё так и стояла, нервно теребя ворот подвенечного платья. – Полина Андреевна, давайте всё по порядку. Причём тут корнет? И от кого вы бежали?
– Он сказал, что ничего не изменится назавтра! Барон приедет, и свадьба состоится! – она провела тыльной стороной ладони по лбу, и граф понял, что у неё начинается настоящая лихорадка – она вся была в испарине. – Вы понимаете, граф, что я не перенесу больше такого дня, как сегодня? Или в ров головой, или… Я пришла к вам, граф. Пендоцкий прав, он откажется от меня, только, если я стану ему неинтересна. Вы спасли меня один раз, спасите и другой! Я пришла к вам… Я пришла, чтобы остаться до утра.
Она закрыла лицо ладонями от стыда и рухнула на постель графа.
– Полина Андреевна, милая, – Корделаки с надеждой смотрел на дверь, как бы желая, чтобы хоть кто-то прервал своим приходом эту невыносимую сцену. – В вашей головке всё перемешалось от страха и напряжения. Вы хотите погубить себя! Какое же это спасение?
– Спасите! Спасите меня! Он хотел сам, но я убежала. Он теперь вовсе не даст мне микстуры! О, боже! Как мне жарко! – и она, упав к графу на руки, забилась в конвульсиях и почти сразу впала в беспамятство.
Граф, поняв смысл её последних слов, от гнева хотел тут же бежать и изрубить на куски этого, так называемого, доктора. Без всяких судов и разбирательств. Но на руках его лежала бесчувственная девица, и это было делом первоочередным. Он подхватил невесту на руки, со всей силы сапогом пнул створки дверей, и они распахнулись. Бережно неся Полину Андреевну, он вышел в тёмный коридор.
– Как прикажете понимать сие? – мрачным голосом проговорила отделившаяся от стены фигура, в руках которой граф заметил блеснувшее дуло пистолета. – Как объясните вы пребывание молодой девушки в вашей спальне, граф? Да ещё и в такой час!
– А идите вы со своей ревностью, корнет! – со всей злостью обрушился на него разъярённый граф. – Вы не видите, ей плохо? Может быть, она умирает!
– Да что вы! – корнет заглянул в синеющее лицо Салтыковой. – Надо же доктора!
– Доктора? – странно ехидным тоном переспросил Корделаки. – Доктора надо! Доктора надо повесить на первом попавшемся суку! И я сделаю это незамедлительно и с превеликим удовольствием! Но, где все слуги, чёрт побери!
– Предполагалась брачная ночь, и им запрещено до утра заходить на барскую половину, – ответил откуда-то осведомлённый корнет и стал думать, куда бы ему сунуть всё ещё остававшийся у него в руке пистолет.
– Корнет, вы с оружием? Замечательно! Прошу забрать из этой спальни и моё тоже. Потом потрудитесь разбудить и привести в комнату к Полине Андреевне баронессу – видите, её нельзя сейчас оставлять одну в таком состоянии. А мы с вами потревожим эту тварь! Он поил её каким-то зельем, от которого барышня стала полностью зависима, и внезапно сделал его приём невозможным. Вы же вчера сами видели последствия? А нынче ночью он потребовал от девицы за предоставление своего пойла… неких… услуг. Противно повторять!
– Кто? Пендоцкий? – корнет прижал ладонь к своему лбу. – Это немыслимо! Но… Но, всё-таки, что она делала у вас, граф?
– Об этом позже!
– Почему? Почему она не обратилась за помощью ко мне?
– Ступайте уже, корнет! Сейчас время дорого.
* * *
Корделаки также ногой распахнул дверь спальни хозяйки. На столике у зеркала лежала пустая фляжечка и рядом дорожный ридикюль. Граф понял, что, не найдя ни капли микстуры, Салтыкова пошла за ней к Пендоцкому, а в ответ получила гнусное предложение. Как дальше рассуждал её воспаленный разум и почему привёл среди ночи к нему, сейчас разбирать не время, решил граф. Он уложил барышню на её постель прямо в свадебном наряде, и тут как раз подоспели корнет и наспех одетая баронесса. Марии в двух словах объяснили произошедшее, и она, как-то странно посмотрев на Корделаки, позволила мужчинам идти, не беспокоясь за больную.
Двое вооружённых и разъярённых мужчин, забыв о данных в мирное время словах и всяческом благоразумии, направлялись творить справедливость.
– Он мне сейчас за всё ответит! И за всех! И за своего барона тоже. «Ты знаешь, что с ней делать!» Ах, какая гадина! – ещё пуще распалял себя граф. – Это же был сговор. Она им вовсе не нужна, они вообще ни в грош не ставят ни чувства Полины Андреевны, ни её жизнь, ни судьбу. Не считают за человека. Вы понимаете, корнет, что они просто решили оставить её при себе, как вещь, как собственность! Любыми путями.
– Предоставьте мне право раскроить ему череп! – умолял корнет. – Я стану вашим должником по гроб жизни.
– Прекратите, вы же дали слово офицера, – граф начинал приходить в себя от ярости. – Да и я хорош! Поединок, а не самосуд, вот единственное решение. Но драться можно только с равным. Пендоцкий хотя бы дворянин? Вы не знаете?
– А вот мы сейчас у него и спросим! – и корнет распахнул дверь комнаты доктора. Спальня была пуста. За светлеющими от восхода солнца окнами послышался цокот стремительно удаляющихся по мосту подков. – Сбежал! Ах, ты ж, нелёгкая!
– Ищите, ищите, корнет! – Корделаки стал выдвигать ящики стола и комода и выворачивать содержимое кофров и коробок. – Не может быть, чтобы он не припрятал порцию зелья на случай возвращения жениха. Как бы они пустили её к алтарю в таком состоянии? Ищите!
