– Это часть моих обязанностей для полнейшего соблюдения ваших интересов, ваше сиятельство.
– А разбираетесь ли вы в цветах, любезный?
– Срезанных, комнатных или садовых, ваше сиятельство? – с готовностью отвечал исправный слуга. – Для украшения летнего бала были заказаны самые модные сорта, об этом город говорил ещё с неделю, а после все подражали вам, ваше сиятельство. Весь сезон.
– Правда? – граф искренне удивился. – А я и не знал!
– А на ваши именины архиерейскому двору поставили семь корзин живых цветов для украшения молебнов, так об этом даже в газетах упоминали, – скромно потупился дворецкий.
– Да вы чародей, голубчик. Уж, простите, что ценю так мало! – граф закалывал булавкой галстук.
– Мы вам премного благодарны, ваше сиятельство. Ваша слава – наша радость. Чего на сей раз прикажете?
– Какие нынче принято дарить розы? Молодой даме. Со значением, – граф устремил взгляд на дворецкого, тот понимающе кивнул. – Я тоже немного владею темой, но решил посоветоваться. Большие букеты нынче смешны, не так ли? Элегантным считается вручать миниатюрные розочки нежных оттенков, привезенные из Китая? Не так ли?
– Не совсем так, ваше сиятельство, – дворецкий потупил взор. – Это было в минувшие сезоны. С этого лета самым изысканным дамам принято заказывать новые французские сорта, так называемые remontant. Розовые, красные. Особенно хороши белые! Но достать труднее. Величина цветка – один из их отличительных признаков.
– Remontant? – переспросил граф. – «Цветущая вновь», если не ошибаюсь? Что это значит, милейший?
– Это значит, что выведен сорт, отличием которого является то, что он может цвести дважды.
– Дважды? – восторгался граф. – Роза, которая цветет повторно? Боже! Но это же то, что нужно! Срочно. Закажи и пошли в особняк баронессы Туреевой, как только прибудут.
– Сколько прикажете, барин? Снова семь корзин?
– Нет уж! Это тебе не архиерей. Давай, голубчик, двенадцать.
– Прикажете запрягать? Или изволите верхом?
– Запрягать, голубчик. Еду к ювелиру. Надеюсь, скоро и ваша жизнь переменится вместе с моей!
Корделаки вылетел из дома, явственно ощущая за плечами крылья.
– Ну, дай Бог!
– Дай Бог!
Многообещающего возраста дворецкий и пожилой камердинер смотрели вслед своему барину, как родители смотрят на дитя, впервые покидающее свою вотчину.
* * *
Особняк Батурлиных на набережной Мойки сиял огнями. Он помолодел, воспрянул и обновился интерьерами, принимая в свои объятия юную чету после стольких лет забвения и пустоты. Молодой хозяин всё ещё приходил в себя после тяжёлых ранений, но уже мог полусидя на оттоманке
[16] провожать взглядом свою обожаемую Поленьку, которая, пробегая мимо него, каждый раз останавливалась для супружеского поцелуя. Дел у неё сегодня было – не переделаешь! Ждали гостей. Но она каждый раз находила минутку, чтобы нежно коснуться мужа или улыбнуться на бегу его бабушке, сидящей в кресле поодаль.
– А и бледненькая она у тебя, Серёженька, – вздыхала бабушка. – Это всё от того, что без благословения отцовского окрутились. Негоже так.
– Бабуль! – корнет, видимо, уже устал от подобных разговоров, затеваемых не впервые. – Ну, так благословили все давно уже! Папенька с маменькой и письма шлют, и подарки, и этот дом велели отделать. Ты-то сама благословляешь?
– Благословляю, голубчик. Не нарадуюсь на душечку нашу, – Батурлина смотрела вслед только что промелькнувшей невестке. – Я-то всё боялась, как ты от меня в столицы свои сбежал, что напорешься на кого-то типа вон той, рыжей, что с дружком твоим ходит. Тьфу!
– Да чем же баронесса-то вам не угодила? – Сергей Иванович опасался, что бабуленция может выказать своё отношение и при гостях. – Одна из известнейших дам Петербурга!
– Не знаю уж, чем она у вас там известна, а только хитра она! Ох, лиса!
– Да ну вас, бабушка. Всё-то вы по-своему судите, – Сергей Иванович решил перевести тему беседы в иное русло. – А что до бледности Поленьки, так ей ещё недельки две осталось попить настою и всё кончится. Уж тогда! На коньках зимой кататься станем, да на санях. А летом к вам свезу, под Самару! Разрумянится ещё!
– А и свези, голубчик, – бабушка согласно кивала. – Пусть по травке походит да молочка попьёт. Не то, что это ведьмино зелье! И как ты только позволяешь ей!
– Да что вы все заладили – «ведьма», да «ведьма»! – корнет аж привстал, так его задело. – Да моей Поленьки уж на свете не было, кабы не она! Илмэйтар – знахарка, травы знает, настои делает. Она своими отварами синьора Джованни, считай, со смертного одра подняла! И мы ей по гроб жизни благодарны должны быть, что она по тем каплям, что на дне осколков сохранились, смогла состав зелья того повторить! Да научила, как от него отвадить! Пусть, говорит, пару недель по стакану пьёт каждый день, другие две недели – три четверти стакана, потом – полстакана. Так на нет и сойдёт. Во уж немного и осталось!
– Герцог Габриэль Джованни ди Сполетта и мадемуазель де Вилье! – объявил вошедший дворецкий.
– А! Вот и первые гости, просим, просим! – сделал приглашающий жест корнет. – На правах выздоравливающего позволите ли не вставать?
– К чему такие церемонии, Сергей Иванович? – поздоровавшись с хозяином и усадив спутницу, герцог отправился с поклоном целовать руку пожилой мадам Батурлиной, потом уселся сам. – Но я случайно услышал, что тут упоминали мое имя? Чем заслужил?
– Речь шла про нашу целительницу Илмэйтар, – отвечал корнет. – Бабушка не склонна доверять её умениям, а я говорил, что вы являетесь видимым тому доказательством.
– Да! Подтверждаю, сударыня! – герцог встал, чтобы показать Батурлиной возможности своего окрепшего тела. – Заверяю, что и ваш внук через пару недель будет в подобной форме. Серж! Но мы не можем так долго ждать. Свадьба назначена на ближайшую пятницу. Будете ли вы в состоянии посетить нас? Родственники Елизаветы согласились, чтобы церемония была скромной, но уж ближайших-то друзей мы бы хотели видеть на ней непременно!
– И по какому обряду решили сочетаться? – осторожно спросил корнет.
– Пока спорим! – с улыбкой перебила уже готового что-то сказать жениха Елизавета де Вилье. – Вы, быть может, осуждаете нас, сударыня? – спросила она у бабушки корнета. – «Вот и у этих всё не так!», наверно, думаете вы?
– Ах, деточка! – вздохнув, отвечала Батурлина. – А у кого бывает «так»? Думаешь, у всех? Мой любезный, знаешь, как был против, чтобы дочка самого Батурлина шла за какого-то Ваньку Роговского? Э-эээ! Два месяца уговаривали принять! Это он уж после так поднялся, отец-то твой, Серёжа. По дипломатической линии пошёл – так они с Оленькой моей теперь из-за границ и не вылезают. Вон, на свадьбу к сыну и то не вырвались. Дитятко их, почитай, и не видело с тех пор, как отроком бегало. Э-эээх!
