Где то к обеду мы благополучно добрались до второго пункта нашей дозаправки, дотянув, что называется, на «честном слове», так как один из двигателей стал греться и буквально «пожирать» топливо. На этот раз нас никто в воздухе не встречал. Мы зашли на посадку с безветренной стороны и приземлились рядом с пятью аэропланами, стоящими в ряд возле взлетной полосы. Пока мы выбирались из самолетов, к нам подскочил прапорщик и, представившись, пригласил пройти к невдалеке стоящему дому, к командиру авиаотряда. Приблизившись к нему, мы вслед за прапорщиком вошли в достаточно большую комнату, где навстречу нам поднялся штабс-капитан Орловский, как представился он.
– Какими ветрами вас занесло сюда, да в таком необычном составе? – спросил он, приглашая нас располагаться на лавках, стоящих вдоль стены и с любопытством посматривая на нашего афроамериканского пилота.
– Выполняем указание Генштаба по разведке и картографии местности, – ответил я, подавая ему распоряжение на бланке генштаба.
Ознакомившись с ним и увидев, что мы еще стоим, он еще раз предложил нам сесть и спросил, чем может нам помочь.
– Да нам бы заправиться и посмотреть двигатель, который что-то барахлит.
Он задумчиво пригладил свои волосы и, глядя на прапорщика, медленно произнес:
– Нет проблем, горючее вчера подвезли, механики сейчас займутся вашим мотором, посмотрят, что там случилось. Давай, Игорь, командуй, – и он кивнул прапорщику, который уже привстал со стула, собираясь выполнять команду. – Да и не забудь покормить экипаж, – бросил он вдогонку уходящему помощнику.
– А вас, – он обратился ко мне, – прошу отобедать со мной. Сейчас вас проводят немного отдохнуть, а затем милости просим на наш скромный обед. Повар у нас знатный, раньше работал в одном из питерских ресторанов, а затем добровольцем пошел на фронт, вот и воюет на нашей кухне каждый день, поражая нас своим искусством, – говорил он, провожая нас к выходу. – Честь имею, господа, – и закрыл за нами дверь.
Дневальный, стоящий у дома командира, увидев нас, отдал честь и пригласил следовать за ним в домик, стоящий недалеко от штабного. Мы все направились туда, однако второй пилот, извинившись, попросил у командира разрешения уйти и направился к аэроплану, чтобы проконтролировать работу механиков, которые уже возились возле двигателя. Оставшиеся двинулись вслед за дневальным. Войдя в дом, мы сбросили с себя кожаные куртки, умылись и, присев на стулья и расположенные здесь же железные кровати, попытались немного расслабиться и привести свои мысли в порядок.
Первая половина дня, несмотря на проблемы с мотором, прошла довольно успешно. Мы были близки к конечной цели нашего путешествия. Оставался всего один перелет. Погода пока не вызывала опасений, правда, на небе стали появляться небольшие тучки. Но в общем погодные условия благоприятствовали нашему перелету. Необходимо было как можно быстрее добраться до Алупки, где недалеко стояла английская эскадра. Так размышлял я, наблюдая, как мои товарищи приводят себя в порядок и отдыхают перед новым этапом полета. Это наблюдение не было просто моим праздным любопытством. Я потихоньку, оценив их в полете, теперь присматривался к ним в спокойной обстановке. После напряженной работы период расслабления очень важен. Человек, сбросив с себя груз ответственности, отпускает свои чувства на волю и проявляется совсем с другой стороны. Меняется выражение лица, тембр голоса, взгляд, походка и прочее. А походка, жесты и мимика могут сказать о многом, если человек умеет читать это особое «письмо». Вот наш чернокожий друг. У него на лице постоянно белозубая улыбка, но движения его плавны и собранны. Со стороны он напоминает большую черную кошку, которая в любой момент может прыгнуть или на тебя, или в сторону, в зависимости от обстоятельств. Он постоянно посматривает по сторонам, словно ожидая каких-то неожиданностей, которые могут угрожать ему. Очевидно, это связано с его прошлой жизнью и профессией стрелка, который должен регулярно следить за воздушным пространством в процессе полета и вовремя отразить возможный вражеский удар. В противоположность ему первый пилот бомбардировщика с наслаждением курит папиросу, откинувшись на стуле и полузакрыв глаза. Его поза говорит о том нервном и физическом напряжении, которые приходилось испытывать ему во время полета, держа в руках тяжелую ручку управления такой мощной машины. Что касается пилота истребителя, то несмотря на свою ногу он не сидит на месте, а ходит по комнате, рассуждая о тактике воздушного боя. Весь его опрятный вид и собранность говорят о целеустремленном характере и способности идти до конца для достижения поставленной цели.
Все это было для меня очень важным, так как от этих людей зависело успешное выполнение решаемой мною задачи. Все вроде складывалось хорошо, однако на душе у меня было неспокойно. Я чувствовал, что в ментальном пространстве уже начался поиск меня, ибо волны, посылаемые невидимым мне оппонентом, уже достигали нас, изменяя пространство вокруг, по мере их прохождения и отбрасывали блики, которые отражались и в комнате и на лицах моей команды. Необходимо было приготовиться к любым неожиданностям. Я решил это сделать после обеда, так как надо было хоть немного дать людям отдохнуть. Мои мысли прервал прапорщик, пригласивший нас на обед. Он также доложил, что в моторе перетерся шланг бензонасоса, и поэтому расход топлива превысил нормы и, на наше счастье, бензин выливался не на двигатель, а вниз, на фюзеляж. Сейчас неисправность устраняют. Поднявшись, мы следом за ним пошли в столовую для летного состава. Там уже был накрыт стол, на котором стояли тарелки с аппетитно пахнущим борщом, рядом свежий румяный хлеб, стаканы с компотом и кастрюля картошки с мясом.
Недалеко от нашего столика уже обедал какой-то летчик. Увидев нас, он приветливо махнул рукой, схватил стоящую рядом с ним бутылку виски и два стакана и подскочил ко мне:
– Капитан Винсон, американец, − представился он. − Воюю за Антанту и Россию.
Он быстро присел и налил в два стакана виски, предлагая выпить за дружбу между Америкой и Россией. Натолкнувшись на мой вежливый отказ, он не огорчился, выпил сам и стал рассказывать, как он попал сюда, как здесь тяжело достать настоящий виски, но русский самогон лучше всякого виски. Конечно, его научили пить и спирт, но это крайний вариант, когда нет ничего. Он разговаривал с постоянной улыбкой на лице. Очень его заинтересовал наш необычный самолет. И он с добродушной улыбкой сказал, что подсел ко мне с целью знакомства. Разговорившись, я выяснил, что он и другие представители летного состава воевали во Франции и переброшены были сюда союзным командованием для того, чтобы оценить потребность союзников в самолетах и вооружении. Его ненавязчивые, осторожные вопросы, которые он задавал мимоходом, были направлены на одно: выяснить цель нашей миссии на таком необычном самолете.
Продолжая со мной разговор, он то и дело бросал взгляд на нашего темнокожего стрелка. Наблюдая за американцем, я понял, что он обязательно попытается встретиться с ним и будет расспрашивать своего земляка о цели нашего полета. Позднее я узнал, что капитан изучал не только потребности Российской армии в аэропланах, но и способы ведения воздушной войны, новейшие самолеты, применяемые противником, и системы борьбы с ними. Это было его прямое задание, так как американцы собирались использовать полученный опыт в войне с Мексикой. Это касалось в первую очередь истребительной авиации. Что же касается нашего «тяжелого» аэроплана, то ни в одной из воюющих армий такого самолета не было, поэтому понятен был и тот интерес, который он проявил к нам. Анализируя положение дел, исходя из своего задания, капитан составлял подробные отчеты и через свои каналы и через Красный Крест отправлял их в госдепартамент. Скрывать нам особо было нечего, и я поделился информацией с капитаном об аэроплане, однако в кабину его не пустил, сославшись на ремонтные работы.
