– Вроде бы нет, но по вашему сосредоточенному виду сразу понятно, что вас мучают какие-то сомнения, а лучший способ развеять их − это поделиться со мною.
– Что я и пришел сделать. Я тут придумал одну комбинацию, но без вашей доброй воли и помощи она не стоит и выеденного яйца.
– Так излагайте, чтобы я понял, чего вы хотите от меня.
Я вкратце изложил ему наш план, не вдаваясь в детали, и только ту часть его, которая касалась участия управляющего. Внимательно все выслушав, он задумался, переваривая все сказанное мною.
– Попахивает авантюрой, − наконец произнес он. − Очень много неизвестных факторов и нестыковок. Это мне так кажется, как технарю.
– Согласен, но в данной ситуации это лучше, чем ничего. Кроме того, здесь хорошо может сыграть такой фактор, как женское любопытство. Мне приходилось бывать и в худших ситуациях, когда ничего не известно, как в пустыне, и ничего, выкручивались. А тут уже кое-что знаем, и кстати немало.
– Хорошо, если я соглашусь, как мы будем осуществлять это действие?
Я вкратце рассказал ему о некоторых технических деталях операции, которые почти не вызвали у него возражений.
– Поэтому я прошу вас, чтобы вы выехали завтра в Бахмут на вашем транспорте, так как ваш фаэтон знают везде, а мы сегодня вечером займемся распространением слухов. Кроме того, мне необходимо что-то из вашего гардероба, чтобы, когда мы поменяемся местами, я более менее походил на вас. Мы выедем завтра как можно раньше, каждый отдельно. Вы с моими людьми, а я сам по себе. Банк начинает работать с девяти часов утра. Если мы приедем часам к двенадцати, то вы успеете до вечера уладить формально все дела, и часов в пять-шесть мы можем встретиться. Главное, чтобы видели, что вы получаете крупные суммы. Можете их взять, посчитать, а затем незаметно сдать на хранение снова в банк, а завтра с утра, когда все произойдет, быстренько привезти их на завод.
– Да, в любом случае без кредита я не урегулирую сложившуюся ситуацию, − ответил он. − Хорошо, встречаемся в трактире перед бахмутским мостом, часов в пять-шесть вечера. Там есть затемненная комната, которая расположена почти под мостом. Ждите меня в ней. Я зайду, закажу что-нибудь перекусить, и мы там по ходу произведем замену.
– Договорились, − ответил я.
– Ну а теперь о гардеробе!
Свицын встал и отправился в другую комнату. Минут через пятнадцать он вышел оттуда, неся на плечиках инженерную тужурку с молоточками на воротнике, форменные брюки и фуражку с такой же кокардой.
– А ну-ка прикиньте, − сказал он, подавая мне эту одежду. − У меня как раз двойной комплект этой формы. Я обычно хожу в старой, как-то привычнее, а эта висит себе. Если подойдет, то милости прошу.
Я встал из-за стола и накинул на гимнастерку тужурку, которая оказалась мне как раз. Учитывая, что мы с ним были одного телосложения, то и брюки должны были подойти.
Он с умилением посмотрел на форму, зачем-то с тоскою погладил рукав и тяжело вздохнув, сказал:
– Ну что ж, забирайте.
Приняв от меня одежду, он сам завернул ее в бумажный сверток и перевязал шпагатом. Протянув все это мне, он крепко пожал мне руку и провел до выхода, где меня ждала пролетка. Еще раз пожав друг другу руки, мы расстались.
На обратном пути я заскочил в гостиницу, оставил там сверток с вещами и подъехал к дому, где меня ждали ребята. Кратко обрисовав им задачу, я циркача и краснобая отправил вечерним поездом в Бахмут, поставив задачу распространять слухи о большом кредите Свицына, а остальных двух направил в трактиры Юзовки заниматься тем же самым. Логика этих действий была проста: если у банды есть информатор, то он не сидит в ресторанах, а ошивается в трактирах, собирая нужные сведения. Таким образом, чем больше широта распространения слухов, тем большего эффекта они достигают. Один источник дополняет другой и так далее. Сам я, чтобы скоротать время до утреннего поезда в Бахмут, решил сходить в ресторан, который располагался на скотопрогонной улице.
Двигаясь по проулку вниз, я прошел мимо здания аптеки Лаче и в следующем доме увидел призывные огни местного ресторана. Прогулка по поселку доставила мне удовольствие. Несмотря на то, что печи завода ежеминутно выбрасывали клубы дыма, он не накрывал город, и воздух был свеж и прохладен. Как никогда, думалось хорошо, и быстрая ходьба разогрела мое тело. Подойдя к ресторану, я услышал классическую музыку. Очевидно, это был женский оркестр, о котором говорил мой попутчик в поезде. Мне было даже очень любопытно посмотреть, что представляют из себя оркестранки. При входе в ресторан меня встретил швейцар, не такой, как в Петрограде, но все равно представительный с большими усами, видно, из отставников. Увидев офицера, он весь подобрался и, вытянувшись в струнку, гаркнул:
– Здравия желаю, ваше благородие!
– Полноте, братец, − сказал я ему, подавая свою фуражку, − ведь мы не в армии.
– Рад стараться, ваше благородие, − сказал он невпопад, принимая ее и пристраивая в гардеробной.
– Ты вот что скажи мне, братец, − обратился я к нему. − Как у вас кухня, сносная, можно заказать что-нибудь такое необычное?
– Повар Палыч у нас отменный специалист. Готовит очень вкусно, служил на флоте, на камбузе, а потом работал в Москве в ресторане, а теперь значится здесь, у нас. Я бы предложил вам заказать котлеты «по-юзовски». Это он придумал. Нигде таких нет. Я пробовал, мне очень понравились. Там внутри их много всякой всячины напихано, так и тают во рту.
– Ну спасибо, братец, за рекомендацию, − сказал я и направился в зал через дверь, которую открыл мне швейцар.
Народу было и не очень много, и в то же время и не мало. Очевидно, часть посетителей уже ушла, а основная часть только начинала заполнять зал, в надежде хорошо провести время. Кроме местной публики, которая сразу бросалась в глаза своей одеждой и манерами поведения, было очень много командировочных специалистов различных ведомств.
«Вот и хорошо, − подумал я, − можно здесь посидеть, не привлекая особого внимания». Мне хотелось понаблюдать за местной публикой, выявить специфические черты ее поведения, что не помешает мне в дальнейшем общении с нею, которое мне еще предстоит.
Прикинув возможную диспозицию, я облюбовал столик недалеко от эстрады, на которой выступали четыре миловидные девушки. Две из них играли на скрипках, одна на контрабасе и последняя томно раскачивалась за роялем. Играли Чайковского. Его чарующие мелодии плавно проскальзывали сквозь дымовую завесу, находя путь к избранным слушателям. Один из них, откушав графинчик водки, с осоловевшими глазами пытался дирижировать вилкой. Другой спал лицом в стол, пытаясь своим храпом попасть в такт мелодии. И когда затихали аккорды мелодии, раздавался его тоненький храп как вступление в следующее звучание оркестра. Находились, правда, и настоящие ценители музыки, которые, выпив уже граммов двести, под действием алкоголя, действительно, входили в транс и, затаив дыхание, слушали эту классическую мелодию.
