– Как это ни странно, но нет, милорд, ни разу она о вас не говорила! – ответила тогда бонна, искренне опечалившись. – Мы с покойным графом считали, что это пройдёт, и её детские обиды в конце концов исчезнут со временем. Но вышло так, что она попросту забыла вашу дружбу… Могла ли она притворяться? О, милорд, этого я не знаю до сих пор! Я не знаю, что у этой девчонки на душе. Порой мне кажется, будто ей снова восемь лет, и она только что пережила смерть родителей и маленького Джона! Ей было так хорошо с графом Монтро, но всё это осталось в прошлом!
Томас недолго рассуждал над её словами. Его строгий взгляд серых глаз не отрывался от поверхности рабочего стола. Наконец он протянул свою записную книжку расстроенной женщине:
«Завтра я должен вернуться на Остров, в Скорейг, где меня ждут дела. Говорят, несколько иностранных судов пострадали от набегов пиратов, но один или два корабля принадлежали нам. Сейчас пираты пользуются неустойчивым положением на море из-за войны, и Его Высочество просил меня во всём разобраться. Как только я вернусь, мы решим все дела с Амелией, обещаю».
Читая эти строки, Магдалена невольно ловила себя на мысли, что слышит суровый голос уверенного в себе мужчины, красивого и могущественного, способного действительно пробудить её несчастную девочку от кошмаров. Магда красноречиво поблагодарила его и поклялась ежедневно молиться, чтобы милорда повсюду ждал успех и счастливое возвращение домой.
Ричард Биттон не отличался особой говорливостью, разумеется, это и не входило в его обязанности. Как батлер и управляющий, он был на хорошем счету у лорда Стерлинга, причём он знал Томаса ещё мальчишкой и готов был стоять горой за любые решения молодого хозяина. Высокий, сильно облысевший, но телосложением крепкий и приятный на лицо, Биттон жил по правилам и знал цену благодарности, поэтому верно служил Стерлингам многие годы. Он редко улыбался, но когда делал это, когда его настроение было действительно хорошим, его бледное лицо моментально преображалось. Тогда он больше был похож на добродушного священника, чем на сурового управляющего в полупустом мрачном замке.
Однажды, после обеда, Амелия отыскала его в гостиной и поинтересовалась вдруг о нём и остальной прислуге. На вопрос о том, отчего они столь упорно и беспрерывно поддерживают порядок на такой огромной площади, где хозяин редко появляется да и вовсе проживает недолго, он со сдержанностью ответил:
– Такова наша природа, миледи. Мы делаем то, к чему привыкли, однако никто не занимается делом, которое ему или ей не по душе. По большей части в том исключительно заслуга вашего мужа. Мы уважаем его стремления и щедрость. Никогда и никого из нас он не обделял чем-либо и не обижал. Возможно, вы это тоже однажды поймёте.
– Я успела заметить, с каким размахом обычно готовит кухарка, – сказала Амелия бесстрастным тоном. – Словно здесь проживают десятки людей, ожидающие изысканности и королевских блюд. Отчего же так? Судя по её умениям, она же не из местных, верно?
– В этом вы правы, ибо Бесси прибыла сюда издалека и готовила для герцогинь, чьи имена вы, наверняка, знаете. Но дело в том, что от перемены места или хозяина ничто не меняется. К тому же, она скорее просто добра и любит лорда Стерлинга…
– А Клодетт? Как она здесь появилась?
– Три года назад хозяин сам привёл её. Не стоит даже говорить, в каком состоянии находилась бедняжка. Я знаю лишь то, что она сама рассказала. Что родом она из Либерии, семьи своей не помнила, и что предыдущие хозяева обращались с ней ужасно. Так что не нужно объяснять, насколько улучшилось её положение здесь. Лорд Стерлинг добр ко всем и…
– Просто мне показалось странным, что все здесь мирятся со скучной рутиной и жизнью в глуши.
Биттон как-то странно взглянул на неё, сверкнув на мгновение своими узкими чёрными глазами, и после длинной паузы ответил:
– Возможно, вся разница в том, что они так и не смирились.
Несмотря на то, что управляющий всё-таки был откровенен, смысл его слов так и остался для Амелии туманным. Краткий интерес к жизни местных работников угас, как угасало постепенно в её жизни и всё остальное. Когда однажды, уронив несколько книг в большой гостиной, Амелия встала на колени, чтобы собрать их, она заметила, что в некоторых местах пол был совсем неровным, а поток ветра создавал сильный сквозняк между камнями. Тогда она не придала этому большое значение, всё-таки кухня не являлась единственным подвальным помещением в замке. Для неё это была просто огромная древняя развалина, которой местные придавали слишком большое значение.
***
В конце января дожди шли всё реже, но тучи не пропускали к земле ни единого лучика солнца. Вскоре должен был вернуться домой лорд Стерлинг, и домашние готовились встретить его с чистотой, уютом и вкусными блюдами. Амелия знала, что по утрам раньше всех пробуждался Клейтон: он выходил во двор, занимался животными или чистил стойла в конюшне. Поэтому тем утром она проснулась за час до рассвета.
Амелия недолго просидела на краю своей постели в тонкой ночной сорочке. Она послушала тишину, прерываемую только звонким щебетанием крапивника за окном, затем тщательно расчесала волосы, заплела небрежную косу и оделась в простое дорожное платье и домашние туфли из тонкой кожи. Выйдя в коридор, она с минуту раздумывала над тем, чтобы пойти в спальню Магдалены, находившуюся в другом крыле. В итоге она просто покачала головой и спустилась по парадной лестнице вниз.
Замок спал, и было очень тихо. Лишь оказавшись во дворе, Амелия заметила одну из собак, дремавшую у колодца. Почуяв её, псина лишь приоткрыла один глаз, повела ухом, издав короткий глухой рык, и ничего более. Из курятника доносилось тихое сопение, спал даже петух; по дороге из конюшни Амелия погладила свою кобылку по морде. Та же, признав хозяйку, фыркнула разок, обдав её руку тёплым дыханием.
Было достаточно холодно, чтобы замёрзнуть уже через несколько минут. Поверх шерстяного платья Амелия надела длинный плащ из плотной хлопковой ткани, но и он не слишком выручал в такую погоду. Амелия бездумно шла по объезженной телегами дороге, прочь от замка, на запад, а когда оказалась в болотистой местности, полностью промочила ноги.
Через три часа она ощутила жуткую усталость, через пять пришли жажда и голод. Платье и плащ были безнадёжно испачканы, к тому же теперь она еле передвигала ноги. И всё же девушка упрямо шла вперёд, сойдя с дороги, которая оказалась последним признаком цивилизации здесь, в серой глуши, поросшей вереском. Мимо крохотных озёр и тонких спокойных ручейков, переступая через норы и спускаясь с очередного склона, Амелия потеряла вдруг всякую связь с миром, из которого выбралась. Но отчуждённая легкость в её душе имела несоизмеримую с её силами тяжесть.
В шуме ветра и треске сухих ветвей под ногами Амелия услышала зовущий голос сестры. Её слезящиеся глаза смотрели вперёд, но не видели ничего, кроме холмов и камней.
– Прости меня, Сара, прости… я… я подвела всех нас, – прошептала она в пустоту, едва не задохнувшись от порыва ветра. – Я обещала отцу, но всё было напрасно. Я не смогла… я умираю!
