– Эта пташка никогда не взлетит, если не смирится, понимаешь? Говорят, что каждому дано по его возможностям. Каждой рыбе её море. Каждому рабу его кнут. Как и каждому льву его мясо. Ты хочешь так жить? Каковы твои возможности, моя дорогая? А ведь вопрос в том, кем будешь ты: львом или мясом.
Он отпустил её руку и отступил. Амелия, будто кукла, безмолвно наблюдала за каждым его движением. Её сердце молчало, а мысли путались.
– Возвращайтесь домой, леди Стерлинг, – вот и всё, что сказал Диомар перед тем, как уйти.
Когда к ней бесшумно подошла Мегера – тоже промокшая и совершенно угрюмая – Амелия стояла неподвижно. Она смертельно устала и желала только одного – уйти, спрятаться. Мегера подобрала с палубы меч, осмотрела его, любовно проведя по ребру клинка рукой и покачала головой, как от досады. Однако сказала она не то, чего Амелия ожидала услышать:
– Я не знаю, что именно ты сделала с ним, но знаю, что как прежде уже не будет. Ты думала, что Джон МакДональд выжил, стал пиратом и нашёл свою дочь, от которой спрятался за шлемом? Ох, пташка… ты ошиблась, но поверь мне: ты будешь рада, что Диомар не твой отец, едва окажешься в его постели.
Тогда ей было всё равно. Тогда ей не хотелось придавать значение словам помощницы капитана. Амелии просто хотелось вернуться домой.
Глава 18. Терзания
«Со всех концов Земли явилось спасение от Бога». Псалом 98:3
***
В каюте капитана, при всех зажжённых свечах вокруг стола и по углам, царила такая давящая полутьма и такой ощутимый холодок, что Мегера сто раз успела пожалеть, придя сюда этим вечером. Диомар сидел за столом и в полнейшем молчании выслушивал её доклад. Ничего примечательного, лишь будничное донесение о делах на галеоне. Но женщина, бросая украдкой взгляды в его сторону, с расстояния чувствовала нервозность, беспокойство и даже злость, хотя внешне он пытался ничем себя не выдать. Последнее время он довольно часто злился и раздражался. Пираты в негодовании старались избегать с ним лишних встреч, но Мегера догадывалась о том, чего им, грубиянам и неотёсанным мужланам, было не понять.
Умолкнув, Мегера решительно взглянула на Диомара. Тот ещё некоторое время посидел на месте, сцепив перед собой руки в замок, затем поднялся и подошёл к широкому окну позади. Его шлем и плащ лежали в стороне, на небольшой старинной софе. В этих одеждах из чёрного бархата прилегающего покроя его мощная фигура казалась вытянутой; он был высок, а без плаща и вовсе виделся гигантом.
– Четыре месяца, Мегера! Четыре месяца, не более, мы проторчим здесь.
– Вы думаете, что за этот срок мы успеем собраться и отплыть?
– Да, вполне. Наши люди готовы и ожидают. Осталось лишь разжиться достаточным количеством припасов, тёплой одежды и воды, починить орудия и укрепить на галеоне мачты.
При такой ледяной официальности ей ничего не оставалось, как соглашаться да поддакивать. Когда Мегера упомянула о новостях из Эдинбурга, Диомар даже в лице не изменился.
– Пусть этот сопляк, принц Уэльский, делает, что ему вздумается. Ни один его корабль, ни один из его генералов или премьер-министров нас не остановят, – рассуждал он тихо, словно сам с собой. – Осталось совсем немного прежде, чем мы исчезнем. И мне нет дела до их жалких угроз! Не заостряй своё внимание на пустой болтовне, слетевшей с королевских уст. Старый Георг болен и вот-вот помрёт, а двадцатилетний принц ещё недостаточно окреп для удержания власти в собственных руках. Он будет разбираться с партией вигов, как науськивает его этот напыщенный кретин, Джон Стюарт, и не уследит за делами на море. Понимаешь меня?
Он объяснял, а она всё отлично понимала, хотя, в отличие от него, не разбиралась в политике государства. Капитан хорошо изучил королевский двор, и ненавидел большинство приближённых Георга. А с некоторых пор он дал задание своим шпионам на востоке – следить за герцогом Камберлендским, к которому начал питать особую неприязнь. Мегера догадывалась, почему.
Какое-то время женщина не двигалась с места, потом медленно, неохотно выступила из тени, ближе к рабочему столу, и, закутавшись плотнее в плащ, осторожно поинтересовалась:
– Ну, а что же с девушкой?
Диомар отвернулся, чтобы взглянуть на спокойные воды бухты, и выдержал недолгую паузу.
– А что с ней?
– После того, что произошло вчера на палубе, вы словно сам не свой.
Послушайте, капитан, я говорю об этом не для того, чтобы разгневать вас, или из-за неё… Скорее, я о вас беспокоюсь. Её присутствие… я понимаю…
– Вряд ли ты что-то понимаешь в этом, – бросил он с раздражением.
– Так объясните мне! Смерть де Бревая команде не понравилась, но мы смирились и осознали, что девушка вам… я бы сказала…
– Говори уже, как есть!
– Эта девушка вам небезразлична, правильно? – Мегера вдохнула воздуха после этих слов, будто ранее вовсе не дышала. – Разное произошло за эти пять лет, капитан, но теперь это коснулось и вас. Почему вы не пощадили Паука, хоть он и умолял?
Он молчал, и молчание это не на шутку встревожило Мегеру. Пять лет – достаточный срок, за который она узнала своего наставника. Он был немногим старшее неё, однако она уважала его, как опытного руководителя и учителя. И только теперь Мегера осознала, как же долго он сторонился женщин, которых по незнанию своему привлекал. Они ему просто были не нужны! Все эти годы он довольствовался лишь своей нежной мечтой о прекрасной жизни в Новом Свете вместе с людьми, которых он спас от одиночества, бедности, мучений и смерти. Он всегда любил повторять, как важна для него эта семья, и Мегера ощущала всю искренность, с которой он говорил о них. И вот, настал этот момент, и ей, как случайному незаинтересованному зрителю со стороны, хотелось смеяться и плакать, ведь появилась женщина, к которой он так рьяно потянулся, за что сам себя же возненавидел.
Он и понятия не имел о собственной привлекательности, попросту не обращал на это внимания, и, насколько Мегера знала, ещё с юности научился игнорировать голоса похоти и страсти. Много же времени понадобилось, прежде чем кому-то удалось разрушить бесполую стену, где он мог бы спрятаться. Теперь она наблюдала, как он мучился, как измывался над собой в попытках забыть о столь внезапно возникшей привязанности к девушке, ему не принадлежавшей. Забавно, что Амелия приняла его за своего покойного отца. Мегера решила про себя, для Диомара это был особенный удар, и не ясно теперь, кто кому сделал больнее.
Она лизнула пересохшие губы и решительно заговорила:
– Если это так серьёзно, если она действительно дорога вам настолько, что вы убивать из-за неё готовы, просто признайте это, капитан.
– Как ты считаешь, почему она подумала, будто я её отец? – спросил вдруг Диомар суровым тоном.
– Вы дали ей достаточный повод, – Мегера пожала плечами. – Де Бревай в могиле, а она цела и невредима, и вы пообещали ей Новый Свет и семью… кажется…
