– Я не смею жаловаться. Никто меня сюда против моей воли не тащил, я сама выбрала этот путь. К тому же Джон научил меня мириться с замкнутым пространством…
– Любопытно, как это?
Тогда она впервые подняла к нему глаза и в ту же секунду поймала его внимательный насмешливый взгляд. Смутившись, Амелия изо всех сил постаралась выглядеть непринуждённой и даже улыбнуться.
– Это такая игра. Каждый раз корабль становится чем-то новым. Сегодня, к примеру, это дикие северные леса Америки. Вот эти мачты и паруса – как кроны деревьев…
– А матросы, свисающие с реи – это представители местной фауны. Когда они болтают между собой и смеются, их голоса напоминают перекликания диких зверей! Даже мой попугай Георг приятнее хохочет.
Он и сам улыбнулся, когда Амелия вдруг прыснула в кулак, не сдержавшись при мысли о подобной картине. Они снова посмотрели друг другу в глаза, и девушка поймала себя на том, как именно она смотрела на своего мужа. Неотрывно, жадно, словно он был самым прекрасным созданием на Земле, а у неё духу не хватало отвести взгляд. Но это была истина, ей не хотелось отворачиваться, однако и признавать, что она скучала по нему, по его улыбке, его голосу, пока не торопилась.
– Счастлив слышать, что ты привыкаешь к местной обстановке, – проговорил капитан. – Хотя я и без того знаю – тебя не так легко сломать.
– Только не качкой или пресной пищей, господин, – Амелия лениво пожала плечами. – Галеон, конечно, далеко не такой изящный, как «Полярис», но я и его полюбить успела. Здесь нравится Джону, а это главное.
Заметив вдруг, как Стерлинг помрачнел, она смутилась и взволновалась:
– Что-то не так? Я сказала что-то неправильное?
Томас посмотрел на неё ясным взором, хмыкнул себе под нос, затем устремил взгляд к горизонту и выше – на Полярную Звезду.
– Приятно осознавать, что ты не забываешь «Полярис». Это был отличный корабль… и он много для меня значил. Вместе с ним мы прошли через такое, что обычному человеку и во сне не привидится… Именно он стал свидетелем твоего спасения тем пасмурным утром.
Воспоминания о злополучном прыжке со скалы врезались в память десятками острых игл. А потом в её жалкой жизни появился Диомар, и всё изменилось. С тех пор и она сама стала другой, будто прежнюю меланхоличную девушку из Хайленд принял в свою чёрную бездну океан, а на волю выпустил другого человека. Амелия прекрасно помнила тот день. А ещё она помнила, что именно обещала своему отцу – никогда не оборачиваться назад. Однако так же тяжело было исполнить обещание, как и решиться на смертельный прыжок.
– Такова судьба была, значит. И ваш корабль неспроста стоял в тот день в бухте, – задумчиво произнесла Амелия. – Жаль, что «Полярис» остался на берегу.
– Нет, не остался. Чтобы сбить со следа королевских ищеек и дать Георгу ложную надежду, недалеко от Кэмпбелтауна пришлось его… потопить.
Это неожиданное признание стало для неё ужасной новостью. Амелия прижала к груди руку и устремила взгляд на восток, туда, где остались берега Гебридов. Раньше она и подумать не могла, что знакомый пиратский пинас может быть так дорог для неё.
– Люди Альварадо сделали всё, как нужно, – прервал тишину Стерлинг. – Флот Его Величества наткнётся на обломки, и, возможно, вытащит на берег несколько трупов в характерных одеждах… в том числе и мой. Обезображенный и неузнаваемый, но с некоторыми отличительными признаками… Так будет лучше. Так они решат, что с Диомаром, наконец, покончено.
Он говорил об этом непринуждённо и буднично, без всякой тени сожаления.
Амелия хотела было посочувствовать о потере судна, однако, вместо утешительных слов, с её губ сорвался иной вопрос:
– А что за… трупы, о которых шла речь? Те, что остались там для отвода глаз?
– До отплытия галеона шпионы Альварадо обнаружили враждебное судно, преследовавшее нас… Что ж, действовать пришлось быстро. Я решил позаимствовать их экипаж и оставить королю мнимый подарок. Пусть порадуется… Да и какая кому разница? Не стоит об этом беспокоиться.
Амелия молчала, упрямо кусая губы. Тогда Стерлинг сжал планширь борта и с нескрываемым раздражением посмотрел на девушку.
– Таковы уж в этом жестоком мире законы, моя дорогая. Тем более вне суши. Ты либо побеждаешь, либо идёшь на корм рыбам. Иного не дано.
– Жаль, что пришлось кораблём пожертвовать… – пролепетала Амелия, упрямо пропустив его слова мимо ушей.
– Да, несомненно! Жаль, что нам постоянно приходится чем-то жертвовать.
Стерлинг сделал нетерпеливый шаг назад, сцепив руки за спиной, обвёл девушку суровым взглядом, затем просто ушёл, оставив её одну размышлять над его странной мыслью.
«Сан Батиста» тем временем неустанно мчался вперёд, но в утомлённых мыслях его пассажиров до заветных берегов Нового Света время тянулось бесконечно долго.
Глава 27. Тёмная Бездна
Амелия была по-настоящему раздражена сложившейся ситуацией. В жилом помещении кубрика, где она вместе с остальными дамами готовилась ко сну, в этой полутьме, с силой взбивая подушку и одеяло, она не замечала тоскливого взгляда брата. Джон восседал на ближайшем сундуке и с грустью наблюдал, как девушка готовит спальное место. Но ей и вовсе не хотелось смотреть на него. И дело даже не в том, что этой ночью на верхней палубе, под качающимися фонарями, собрались моряки и некоторые пассажиры; что они делят пищу и вино и веселятся, общаясь, в то время как её настроению уже ничто помочь не может. Ведь дело вовсе не в том, что бедняжка Джон теперь едва может усидеть на месте, до того сильно его желание посетить это своеобразное мероприятие, стать частью команды, которая уже приняла его… Нет, всё совершенно не так…
С тяжёлым вздохом Амелия оставила в покое подушку и упала на свою крошечную постель, откинув голову в обрамлении рыжих волнистых локонов. Перед её взором Джон будто вытянулся, однако тут же поник головой.
Она даже не запрещала ему подниматься на палубу! Ведь он сам отказался идти, аргументируя тем, что без сестры ему там делать нечего. Его поступок одновременно заставил Амелию гордиться им и ощутить жалость к себе самой. Из-за её гордости парень остался без морских баек и весёлой компании своих новых приятелей.
– Наверняка там не происходит ничего интересного, – пробормотал Джон, дёргая пальцами нитку на рукаве. – Подумаешь! Со стариком О’Нилом я часто бывал на таких сборищах… ничего нового!
Но неуверенность и грусть в его голосе были слишком хорошо различимы. Ещё около минуты Амелия смотрела на него, удивляясь про себя: какой же он красивый, взрослый и опытный, и вместе с тем совершенно ранимый! Иногда он напоминал ей Томаса в те времена, когда они едва познакомились, и воспоминания эти отдавались ноющей болью где-то в груди.
Перевернувшись и присев на край койки, Амелия демонстративно вздохнула и хлопнула себя по коленке ладонью. Она сдалась окончательно.
