– Возможно, – протянул Головин, чувствуя, как на него пахнуло ледяным холодом – так, наверное, ощущает себя жертва под пистолетом неврастеника или перед диким зверем: прыгнет, не прыгнет?
– Ты-то чего испугался? Вон, даже глаза забегали, – обиделся Ян. – Неужели ты думаешь, что я над друзьями опыты провожу? А что бы ты сам сделал, если бы видел, как твою… сестру, например, собирается изнасиловать какой-нибудь недоносок? Стоял бы и смотрел?!
– Где ты стоял-то? – изумился Федор.
– Ну… как бы стоял. Сам был далеко, а увидел все так, будто рядом стоял.
– Хочешь сказать, что этого охранника ты… на расстоянии?
– Да, ударил, ладонью. В грудь. А получилось, что слишком сильно ударил – инфаркт с ним приключился.
– О Господи! – Головин был потрясен. – Ты сам до этого додумался? Воздействовать на расстоянии…
– Ничего я не додумывался. Я среди ночи в общежитии от её крика проснулся…
– Но ты не мог его слышать!
– Выходит, мог!
Головин нервно схватился за вилку.
– Мой бедный мозг, кажется, чудес больше не воспринимает, потому что он сигналит: "Есть хочу, есть хочу!" Видно, всю энергию мы с моим организмом израсходовали на удивление.
Он съел было два кусочка, но опять отложил вилку.
– От такого ничего в горло не полезет!
– А мне не только лезет, а прямо-таки заползает. Я вдруг почувствовал, что ужасно проголодался!
– Я себе никогда не прощу, если твой феномен останется неизученным! У меня прямо руки зачесались: подключить к тебе приборы и замерить силу излучения…
– Размечтался! – пробормотал Ян с набитым ртом. – Не позволю делать из себя морскую свинку!
– Ладно, отвлечёмся. – Фёдор обвел глазами зал. – Между прочим, из-за соседнего столика на тебя смотрят…
– На нас смотрят! Мной заинтересовалась молодая блондиночка, а тобой брюнетка постарше!
– Неужели у тебя во лбу есть ещё и третий глаз? Ведь ты не отрываешься от тарелки!
– Так я до этого посмотрел! – простодушно признался Ян.
Они расхохотались.
– Но всё равно к Светке нужно зайти! – Ян прочертил в воздухе вилкой восклицательный знак. – Как она перенесла все эти ужасы? Вообще, она человек впечатлительный, хотя иногда прикидывается ходячим параграфом… Пойдём со мной, а? С хорошими людьми познакомишься. У неё муж, кстати, тоже врач. Только военный.
– А как его фамилия?
– Крутько. Николай Иванович.
– Что? Крутько? Так я же его знаю. Майор медицинской службы? Славный малый.
– Вот видишь? Плохих не держим. А если ты посмотришь на Светлану… Влюбишься, хотя ты – муж и отец. В неё все влюбляются. С хутора уходили была оборвыш, дикий котёнок… А сейчас! Грациозная, гибкая тигрица.
– Что-то ты её с диким зверьём сравниваешь!
– А в ней и есть что-то дикое.
– Звериное?
– Нет, неприрученное. Я не умею красиво говорить, но я видел тигров в клетке. Какие-то они сломленные, что ли… Даже рычат больше от бессилия. А на воле наверняка у них и поступь другая, и шерсть лоснится, и рык… мурашки по коже!
– Ну, понял! Значит, она – тигрица, тобой с хутора вывезенная… А что же ты сам-то на ней не женился?
– А она не хотела клетку… маленькую. Может, своего тигра ждала? Знаю только, что она панически боялась бедности. Так что же мог дать ей я? Угол в какой-нибудь дыре? Случайный заработок? Словом, Крутько дал ей всё, что она хотела: квартиру, приличную зарплату…
– Глупая она!
– Напуганная… Чего это мы о Светке разговорились? Между нами никогда и намека не было на серьезные чувства. Будто и правда мы с ней были близкими родственниками…
– Со Светкой мы разобрались, а вот, пан Шахерезада, дождусь я наконец твоего рассказа?
– А дело было так…
Глава третья
– Мама, привези мне крокодила! – кричал ей Павлик. – Такого жирного-жирного!
"Почему именно жирного? – думала Катерина, глядя в вагонное окно на своих близких. – Может, надувного?"
Наконец поезд тронулся, и только тут Катерина обнаружила, что делегация врачей, с которыми она должна была ехать в Берлин, оказалась в другом вагоне, вообще неизвестно в каком. Она оглядела своих попутчиков: женщину с дочерью – они везли такое множество баулов и узлов, что часть из них вынуждены были держать на коленях; мужчину в плаще и с одним портфелем – этот вцепился мертвой хваткой в свой портфель, будто кто-то пытался у него отнять неведомую ценность. Правда, по мере того как поезд удалялся от Москвы, мужчина становился все более спокойным и даже начал с интересом поглядывать на Катерину.
Вдруг дверь купе распахнулась, и знакомый веселый голос произнес:
– Катерина Остаповна, а я за вами. Семеро безнадежно тоскующих мужчин в другом вагоне ждут прекрасную даму-переводчицу!
– Профессор Шульц! – облегченно вздохнула она; перспектива ехать всю дорогу с посторонними людьми уже начала её томить.
– Мы договорились с проводником – у нас в вагоне есть свободное место… Где здесь ваши вещи? – он легко подхватил чемодан Катерины, пропустил её вперёд и, идя следом, продолжал говорить: – С этими рассыльными просто беда, вечно что-нибудь напутают. Решил, видите ли, сейчас ведь каждый сам себе командир! – что раз вы из другого ведомства, то и ехать можете отдельно.
– Еле нашёл, ей-богу! – жаловался он, открывая перед нею двери. – Хорошо, Фирсов запомнил номер вашего купе, а то все двери пришлось бы открывать!
Он распахнул дверь своего купе и пододвинул замешкавшуюся Катерину.
– Извольте любить и жаловать! Наша переводчица – Катерина Остаповна. Говорил я тебе, Фирсов, учи языки: теперь из-за тебя человеку приходится в такую даль ехать!
– Глядя на такое чудо, – промурлыкал Фирсов, целуя молодой женщине руку, – я и вовсе от языков отвернусь! Если бы не я, да ещё пара моих товарищей, созерцали бы вы сейчас такую красавицу?!
За пять лет супружества Катерина ехала куда-то без мужа в первый раз. И никогда прежде ей не приходилось бывать одной в такой вот мужской компании. Хирургов было семеро, и они сгрудились вокруг маленького столика, куда уже успели выставить бутылку какой-то жидкости тепло-коричневого цвета безо всяких наклеек. Просто хрустальная бутылка из чьих-то дореволюционных запасов. В качестве закуски на газете лежали лишь кусочки, правда, умело и тонко нарезанные, простого деревенского сала.
– И вот этим вы собрались угощать такую женщину? – хмыкнул один из мужчин и представился: – Профессор Алексей Алексеевич Подорожанский.
– Ничего страшного, – улыбнулась ему Катерина, – сейчас мы всё исправим, если вы разрешите мне покомандовать. Просто как женщине!
