Перечисляя это, княгиня невольно ковыряла свою незаживающую рану: до коих пор на её глазах будут совершаться выгодные браки чужих детей, а её дети так и останутся нищими аристократами, которым нечего предложить, кроме древности рода…
Услышав паузу в материнском рассказе и поняв её причину, Соня украдкой вздохнула – кому же понравится слушать такое о человеке, который, мягко говоря, тебе не безразличен. Но ничего не поделаешь, надо жить дальше. И княжна положила на стол вымытый и вычищенный слиток.
– Откуда это у тебя? – спросила Мария Владиславна, не сводя глаз с того, что, как она вмиг подумала, может полностью изменить её жизнь.
– Это дедушкино наследство, – просто сказала Соня.
– Ты хочешь сказать, что твой отец оказался прав? – в волнении княгиня поднялась из-за стола и заходила по комнате, поглядывая на лежащий слиток и не решаясь взять его в руки.
– В чем прав?
– Он уверял меня, что Еремей Астахов был богат. Говорил даже, сказочно богат. А в таком случае, его богатства должно было хватить ежели не внукам, то уж детям точно. Но он не смог найти тому подтверждения ни в документах, ни в доме, который он, кажется, простукал чуть ли не до потолка. Впрочем, можно сказать, что и потолок не остался без внимания. На чердаке твой отец провел несколько месяцев, двигая какие-то ящики и в гневе ломая старую мебель… Так где ты это нашла?
Теперь Мария Владиславна взяла в руки золотой слиток и, покачивая его в руке, вопросительно смотрела на дочь. Со стороны могло показаться, что этим слитком она хочет кого-нибудь ударить. А, так как на Мария Владиславну это не было похоже, Соня, не выдержав, прыснула.
Взгляд матери прояснился, и она тоже с улыбкой посмотрела на дочь. Делать нечего, пришлось Соне во всех подробностях рассказывать, как она нашла потайную комнату, а потом вынуждена была войти в неё в присутствии Разумовского.
– А вот ему об этом знать бы не следовало, – задумчиво проговорила княгиня.
– Вы думаете, маменька, он кому-нибудь об этом расскажет? Вас это беспокоит?
– Честно говоря, не очень. Это я так, мыслю вслух. Что бы ни говорили о Разумовском, самые злобные сплетники не могут не сказать, что он человек надежный.
– Значит, не стоит о том беспокоиться? Тогда пойдём, я покажу вам лабораторию деда.
Мария Владиславна помедлила.
– Ты не поверишь, но мне боязно. Раньше бывало я могла целыми днями мечтать о том, как мы все внезапно разбогатеем. К примеру, вдруг умрёт какой-нибудь дальний родственник, о котором мы не знаем. Но, оказывается, ничья смерть нам не понадобилась, а для того, чтобы разбогатеть, нужно всего лишь нажать какие-то два камня, и богатство вот оно. Иди и бери.
Княгиня замолчала и осторожно, точно он был хрустальным, положила слиток на край стола.
– Мне вдруг стало не по себе. Давай, наверное, пошлём в полк сказать, пусть срочно приедет Николушка, и вместе с ним войдем туда… А насчет Разумовского я тебе вот что скажу: ежели бы ты от матери не скрывалась, ничего такого бы не случилось.
– Простите!
– После драки кулаками не машут. Теперь уж прощай, не прощай… На будущее только запомни, чем такие вот самоволки кончаются.
На самом деле Марию Владиславну тревожило это неожиданно свалившееся на семейство Астаховых богатство. И даже вызывало сожаление о том времени, когда у них не было денег, но не было и забот, как их потратить. Они могли не опасаться ни завистников, ни охотников за приданым, ни разорительных соблазнов… Теперь же ни в чём нельзя было чувствовать себя уверенно.
Да и когда это Мария Владиславна чувствовала себя эдак-то? Разве что, десять лет назад, когда она уверенной рукой предотвратила несчастье, которое могло случиться с её красавицей-дочерью. Софья тогда начала входить в свою невестинскую пору – в пятнадцать лет она выглядела вполне созревшей красавицей, хотя её отец, в ту пору ещё живой и здоровый, никак не хотел с этим соглашаться. Он уверял, что Софьюшка ещё совсем дитя, не сирота какая-нибудь, не урод, чтобы торопиться, отдавать её замуж. Может, зря княгиня пошла у него на поводу – тогда-то Софья послушала бы её, никуда не делась! Тогда она вообще была не в пример почтительнее с матерью. Исполняла всё, что та ни скажет! Десять-то лет назад.
Небось, уже не один внучек навещал бы на пасху али рождество свою бабушку. Нет, надо было не слушать супруга – Мария Владиславна, ежели чего-то очень хотела, всегда могла его уговорить – и выдать Софью замуж. Не перебирать без смысла, не ждать принца, а выбрать молодого человека с достатком и рода хорошего…
А вместо этого княгиня сама поплыла по воле волн.
Глава шестая
Николушка тогда учился в частном пансионе профессора Шацкого. Князь Николай Еремеевич Астахов считал себя обязанным дать сыну хорошее образование. С дочерью было труднее – на её обучение не хватало денег. То есть, Луизе, гувернантке платили, и та учила юную княжну всему, что сама знала и умела, но истории, языкам – к ним у Софьюшки определенно была склонность – должен был учить кто-то куда более просвещённый.
Отдать Софью в Смольный институт, подобно другим аристократам, князь не мог по той же причине – отсутствию денег. Он мог бы похлопотать о пособии, но тогда принародно пришлось бы признаваться в том, что Астаховы бедны.
Понятное дело, шила в мешке не утаишь, об этом свету и так было известно, но одно дело, когда о том говорят, и совсем другое, когда в том признаёшься!
Оставалось одно: учить дочь другим способом. То есть, приглашать учителей.
Но и опытные учителя брали за уроки дорого. Так что, волей-неволей, пришлось прибегнуть к помощи студента.
Таковой сыскался. Живший на государственную пенсию, выходец из бедной дворянской семьи, но настолько способным к языкам и прочим наукам, что его приняли в Академию на государственный кошт.
Как водится, в семье, откуда был родом студент, имелись ещё дети, для которых брат – звали его Вадим Малиновский – оказался единственным кормильцем.
Брался он обычно за любую работу, лишь бы раздобыть денег. Таким манером он и оказался в доме Астаховых, согласившись на предложение князя Николая Еремеевича платить ему какие-то крохи за преподавание иностранных языков и истории его дочери Софье Николаевне.
Случай обычный, если не сказать тривиальный, мало кто подобного не знал. Как избегнуть положения, при котором красивые юные девицы, вынуждены изо дня в день общаться со смазливыми юношами, учителями-студентами, своими сверстниками, с кем не надо так уж тщательно соблюдать этикет и держать на расстоянии, как предписывает мораль. Немного нужно, чтобы приятельские отношения между молодыми людьми переросли в некие другие, более чувственные…
Софья Николаевна оказалась способной ученицей. Вадим не мог нахвалиться на неё, отдаваясь своим учительским обязанностям со всем пылом юности.
